— Детей нужно любить, а не иметь!—оборвал мужика Лукич и спросил:

— За что бил их?

— Так ведь мальцы! Хватало всякого, кажен день ни без шкоды. Вот и выкручивал ухи, задницы ремнем порол. Да им ненадолго хватало той науки, крученые растут, бедовые. Оно и понятно, родная мамка померла, а мачеха, как ни старайся, все равно чужая. Они и вовсе не признают ни за кого. И со мной не считаются: никакого уважения от них не видел.

— Знать не заслужил!

— Это как так? Я растил их столько и теперь выходит, хуже чужого сделался? Кормил, одевал, учил, а они мне наплевали полную пазуху и, забывши все, смылись? в твое заведение!

— За что бил? — терял терпение Лукич.

— Обоих мордовал за курево! С шести лет приучились подбирать чужие окурки повсюду. А ежли ту сигарету больной курил, какой-нибудь чахотошный или раковый? Сколько им базарил, что заразиться могут! А толку ни хрена! Только за дверь выпусти, глядь, снова с окурком стоят. У Ромки бронхи гнилые, весь кашляет на все места ночами напролет. Я ему ни то уши, яйцы вырвать обещался, так ничего не боится змей. Вот и нашли здесь у тебя вольницу, кто тут следить станет, кому нужны чужие?

— Вы говорите, что заботились? А мальчишки в мороз пришли в легких куртках. Ни одной теплой вещи на них не было. Носки и те рваные! Вот это заботился папаша! — вспомнил Титов.

— Да все у них есть дома. Они нарочно так оделись, чтоб их пожалели! На это им ума не занимать, ушлые! Свое выпросят, выклянчат.

— Если бы им дома хорошо жилось бы, не сбежали бы от вас в общежитие. Это однозначно.

— А чего им не хватало?

— Себя спросите!

— Ну, если мне нормально дышать, почему они слиняли? Может, к девкам потянуло? Кто их поймет!

— Из-за девчат не убежали бы. Они на одном заводе работают! Выходит, причина серьезнее, и дома далеко не все благополучно.

— Как у всех. У других даже хуже.

— А почему с мачехой ссорятся? — спросил Титов.

— Она их за грязь гоняет. Заставляет руки, рожи мыть, разуваться в коридоре, они отбрехиваются. Ну и получают от нее иногда по шее.

— Мачеха давно с вами живет?

— Пацаны совсем мелкими были. Лет по пять. Мы их вместе растили и поднимали.

— Ребята называли ее матерью? — спросил Егор.

— Годов до десяти, а потом перестали. Побила обоих круто. Они пожар в квартире учинили со своими окурками. Мы их полуживых едва вытащили во двор. Так за такие дела, куда круче вламывают соплякам. А тут, подумаешь, по жопам ремнем получили. Опять же не без дела. Ромка уж было пристрастился с бутылок допивать. За ним Максимка! Вот и ужрались, могли насмерть сгореть! А сколько всего в пожаре потеряли, ни счесть! Это все ихние проказы, моих стервозников, так эти гниды, вместо того, чтоб прощение просить, еще обиделись, перестали матерью звать, а только по отчеству кличут.

— Когда это случилось? — перебил Лукич.

— Пожар, что ли? Годов семь назад.

— Ну, чего ж не сразу сбежали? Значит, было что-то и покруче, раз терпения не стало?

— Тогда оба мелкими были. Кто бы взял? А тут сами жить вздумали. Осмелели! А ума, как не было, так и нету!

— А чего теперь от них хотите? Ну, положим, они плохие, зачем их ищете?

— Они мои дети!

— Сами жалуетесь на ребят! Говорите, вконец измучили, так отдохните! Зачем снова хомут на шею надевать? Живите вдвоем, спокойно! Здесь к ним ни у кого претензий нет!

— Это покуда! Они себя еще покажут. Дома им за озорство ремнем влетало. Тут народ взрослый, все чужие, раз, другой стерпят, а на третий уроют, надоест прощать.

— У нас крайняя мера — выселение. Но не думаю что до такого с ними дойдет.

— Погодите! Вот как потащут к себе девок целым табунами, вспомните меня!

— До этого им еще подрасти надо!

— Мои и теперь не промах. От взрослых парней н отстанут. Скороспелые, в мужики спешат. Домой как-т девчонку приволокли, а меж собой поделить не сумел и подрались, как собаки. Баба моя еле их растащила Ну, а тут бабья хватает. Обоим достанется.

— Вас послушай, так хуже Максима и Ромки н свете нет!

— Что поделаешь, какие есть, про таких базарю.

— Вы их домой вернуть вздумали?

— Понятное дело! Праздник на носу. Его врозь н встречают, только кучей. Каждый до копейки в него вкладывается. И мои что-то получат к Новому году. Все сложим, глядишь, на хороший стол наскребем! — облизал сухие губы, глаза заблестели.

— А без них не обойдетесь?

— Жидковато получится.

— Как же им потом целый месяц жить? На что питаться, одеться?