Шрифт:
Он был раздражителен и сух, но она не позволяла таким пустякам ей помешать. У них впереди длинный путь. И много времени, чтобы наблюдать и видеть.
Она все еще была на стадии составления списка качеств, которыми должен обладать ее «единственный». Она точно знала, каким должен быть идеал. Но сопоставление его с реальностью оказалось более трудным, чем ей представлялось.
— Пожалуй, стоит прогуляться по палубе, — сказала она.
Гарет сразу помрачнел — как она и ожидала.
— Будет безопаснее посидеть в кают-компании, — посоветовал он, еще сильнее хмурясь.
В ответ она ослепительно улыбнулась.
— Если вы сейчас на вахте, может, пройдетесь со мной по палубе? Заодно осмотрите остальную часть баржи. — Она не дала ему возможности отказаться. Повернулась и пошла по дорожке между каютами и поручнем. И на ходу позвала Гарета: — Пойдемте же!
Гарет не смог устоять. По-прежнему расстроенный, он последовал за ней, пораженный силой ее улыбки.
Для него она была чересчур привлекательной, и с каждым днем его влечение к ней становилось все сильнее. Ему бы следовало держаться на расстоянии, но ее намерения были совсем другими.
Он молча слушал, как она, придерживая разлетающиеся волосы, что-то взволнованно говорила и показывала на баклана, нырявшего в волнах. И не уставал спрашивать себя: почему на сердце вместо ожидаемой тяжести так легко. Легче, чем за все эти долгие месяцы.
Глава 3
«5 октября 1822 года.
Перед обедом.
Моя каюта на нашей барже, направляющейся к Красному морю.
Дорогой дневник!
Все разворачивается так, как я надеялась. Говорят, что люди раскрываются в напряженной ситуации. И я думаю, что узнаю о Гарете все, что необходимо. Достаточно, чтобы твердо увериться, что он тот, кто предназначен мне.
Очень хочется, чтобы так и было.
Э.».
Вечером, гуляя по палубе и наблюдая за разбушевавшимися волнами, какие часто гуляют в Баб-эль-Мандебском проливе, воротах Красного моря, Гарет нашел Бистера на корме. Тот сидел на бухте каната и начищал свои кинжалы. Завидев Гарета, денщик кивнул и продолжал свое занятие.
— Пока никаких следов этих тупых злодеев.
Гарет оперся о поручень.
— Почему «тупых»? В Адене они едва не прикончили мисс Энсуорт.
— Что только доказывает мою правоту. Им следовало бы не лезть на глаза и сначала попытаться покончить с нами, тогда мисс Энсуорт стала бы легкой добычей.
— Не у всех такой опыт, как у нас, но было бы глупо недооценивать противников.
Бистер серьезно кивнул:
— Верно. С врагом следует считаться.
Гарет отвернулся, чтобы скрыть дернувшиеся в улыбке губы. Бистеру едва исполнилось двадцать пять. Он стал денщиком Гарета в семнадцать и был таким же доверчивым и неопытным, как Джимми.
— Да, вот что еще…
Гарет повернулся и вскинул брови. Бистер не отрывал глаз от кинжала.
— Мисс Энсуорт… Джимми сказал, что она должна была вернуться домой обычным маршрутом. Купила билет на корабль, идущий в Саутгемптон через мыс Доброй Надежды. Но дня за два до отплытия передумала и решила, что поплывет через Аден.
Гарет немного помолчал.
— А по какой причине она изменила маршрут?
— Просто в голову взбрело отправиться в Аден, и все тут.
— Но когда она передумала? Джимми сказал?
— Разумеется. — Бистер продолжал усердно чистить кинжал. — Джимми утверждает, что она передумала сразу после нашего отъезда. Они отплыли семнадцатого.
Гарет и его слуги отплыли пятнадцатого. В тот день, когда Эмили Энсуорт решила изменить свои планы.
Факты выстраивались в стройную линию, но…
Совпадение. Это, должно быть, совпадение. Помимо всего прочего, она не могла знать о его отъезде… или могла?
— Скажи мне, если Джимми еще что-то сообщит.
Оттолкнувшись от поручня, он продолжил свой обход.
«7 октября, 1822 года.
Утро.
Все еще в моей каюте на борту баржи.
Дорогой дневник!
Я пропустила несколько записей по той простой причине, что писать было нечего. Полагаю, в предвидении чего-то более интересного я должна рассказать о том, что видела.
Воду. И бесконечные песчаные берега. Бесплодные песчаные берега с редкими вкраплениями скалистых мысов. Не слишком живописная часть мира. Солнце постоянно отражается от воды, что очень красиво на первый взгляд. Но глаза болят от постоянной необходимости прищуриваться.