Шрифт:
В дверь позвонили, Анна увидела в глазок вчерашнего профессора с увеличенным лбом и уменьшенным подбородком и, подивившись его козлиному облику, отперла.
— Листочки ваши я не прочла, — отчиталась с ходу.
— Я вам больше скажу. — Александр Ильич пролетел по коридору как парус, поднимая ветер седой гривой. — Автор записок пропал! “Ищут пожарные, ищет милиция…” Папку мне в милиции отксерили, поскольку я там в экспертах. Музей посетил еще до того, как его опечатали. Слухи о коллекции ходили разнообразные, и было крайне любопытно. Собрание господина Бондаренко поражает, оно огромно и ужасно: то хлам, чем улица торгует, то кошмар алкоголизма, то ценности невероятные.
Анна вдруг припомнила, что когда-то слушала в Доме кино лекции профессора, просто не сопоставила два облика — дальний и ближний. Вблизи знаменитостей выходил обман: в жизни они оказывались меньше и обтерханней, не такими отлакированными, как в кино. И пусть бы оставались на экране, не носили на шее цветных платочков, не целовали рук официанткам. Зачем с народом братаются? И профессор суетится, сплетничает, ищет сам не знает чего. Читал бы лекции в костюме, а иначе реальное и придуманное сплелось до полной насмешливости.
Александр Ильич тем временем успел вбежать в комнату и встал как вкопанный, узрев “Диспетчера”. Лицо его засветилось, старик слегка подпрыгнул и вытащил из кармана лупу.
— Она ваша?
Анна кивнула.
— Поздравляю! — Он облизнулся, как кот на сметану, и впился в картину. — Многосмысленность. Сразу и Иов, и Вечный жид, и Пан, и много чего в одном облике. Красноречиво, но зыбко, а ведь краски грубы, суггестия в живописи — редкость.
— Я не продаю, — остановила Анна расходившегося профессора.
— Почему? — Он озадаченно приоткрыл рот, и на лиловом блеснуло золото. — Уважаемая! Как это может быть? Зачем она вам? Какая вам лично в ней нужда?
— А какая нужда продавать?
— Так вы… так вы сможете…
— Дачку купить? — съязвила Анна.
— Картина должна быть в галерее, не след ей в углу пылиться. Тем более такая. Это для нее неудачная судьба.
Анна посмотрела на диспетчера и прочла в его глазах согласие со словами старика. Надоело тебе прятаться? Эх ты, и сам бедолага, и планида твоя злосчастная!
— Надо с дочерью посоветоваться.
— Это другой разговор, — согласился старик. — Она-то, надеюсь, от дачки не откажется?
— Как знать…
— Запирайтесь хорошо, — посоветовал, уходя, Александр Ильич. — Город криминальный. Я не распространяюсь, но дамы в галерее болтливы… Рабин хочет приобрести полотна Ганшина, конкретно “Диспетчера”, и кое-чего из старого каталога Майского. Между нами, такая покупка — событие в масштабах страны, о губернии я уж и не говорю… — Он повернулся и быстро исчез за дверью.
Побежал сообщать, решила Анна. Как же она сплоховала? Растрезвонит ведь старик, а Сашка картину прячет. Старики в деревне, где она выросла, так не суетились. Пиво пили под липой, мост постоянно чинили, а так, чтобы скакать, за ними не водилось.
В дверь снова зазвонили, и Анна решила, что профессор что-то забыл. Открыв, она попятилась от неожиданности. Пожилой гражданин на пороге с трудом улыбнулся и приподнял шляпу. Улыбнулся насильно, а вообще виду был мрачного.
— Мы с вами не знакомы, моя фамилия Зубов. У меня к вам деловое предложение, если позволите.
Анна открыла дверь и впустила незнакомца. Он, занервничав, пробурчал, идя по коридору:
— Я бы хотел купить у вас картину на выгодных условиях.
Ну и ну, поразилась Анна проворству профессора. Не успел выйти, как уже просыпал.
— Кому выгодных? — уточнила она.
— Вам.
— А почему мою? Других нету?
— Подходит по параметрам.
— По каким?
— По всем.
— Мне она тоже подходит, — возразила Анна.
— Сделаете в квартире евроремонт, и еще останется на дачу.
Анна всплеснула руками. И про дачу успел разболтать, надо же. Вот так профессор!
— Где ж ты раньше был, добрый Дедушка Мороз? — не удержала досады Анна.