Новый Мир Журнал
Шрифт:
Только бы он отреагировал достойно. Я в этом так остро нуждаюсь. “Отомри, мгновение!”
Так думал Боба.
Так еще думал Боба, а уже произносил “усугубление”:
— И, если можно, в сиреневом бокале на черном блестящем подносе. А уж если подносик круглым окажется, то буду безмерно вам благодарен.
— Что-нибудь придумаем. — Питер широко улыбнулся, отчего на щеке появилась симпатичнейшая ямочка.
Необычная и такая обстоятельная просьба порадовала Питера. Тем более что давала ему возможность на законных основаниях устроиться рядом с этим удивительным пассажиром и побеседовать, никуда не торопясь.
Потому что инструкция однозначно определяла поведение стюардов: “При обнаружении в салоне самолета пассажира с неустойчивой психикой, что может быть выражено в том числе и нетрадиционными пожеланиями, стюард должен предпринять все возможные меры, приходящие в голову разумному человеку, вплоть до организации индивидуального поста около заявившего о себе пассажира”.
Ответив “что-нибудь придумаем”, Питер почувствовал, что чугунная тяжесть его покинула, а ее место в организме заняла воздушная легкость. Он быстро закончил инспекцию салона, подскочил к старшему стюарду, изложил ему свои наблюдения и сразу получил указание: просьбу выполнить как можно тщательней и занять свободное место рядом с подозрительным пассажиром, пост не покидать до окончания полета.
Питер возликовал — и потому, что состоится беседа, которая по непонятной причине так его интересовала, и потому, что штудирование инструкций и педантичное их исполнение принесло в конце концов реальную пользу.
Питер летал по служебному отсеку как на крыльях. С ликером “Бейлис” проблем не было. Сиреневый бокал он взял из шкафчика с посудой для VIP-салона. А черный круглый поднос… надо было что-нибудь срочно придумать. Питер открыл свою дорожную сумку, потрогал прохладные, гладкие, но такие угловатые кафельные плитки, погоревал, что они не круглые, и вдруг… Он не поверил своим рукам, но вытащил на свет божий то, что так усердно искал, — фарфоровый кружок для сыра, купленный когда-то и забытый в громадном бауле.
Покрасить кружок специальной быстросохнущей краской было минутным делом для художника, работающего с кафелем.
Пока краска подсыхала, Питер обдумал слова незнакомца и вдруг со всей очевидностью понял, о чем пойдет разговор. Давно, давно ждал он этого — примерно с того дня, как его любимая плитка “Купание красного пупса” заняла свое место в одноименном с Питером музее. Чувствовал Питер, что в том маленьком ресторанчике на площади Искусств стал он свидетелем весьма странной “игры”. Да и игроки (или игруньи?)… что-то в них было… Питер затруднился бы определить эту странность. Но после всех разговоров со своим деловым партнером Питер абсолютно уверился в том, что нарисовал именно эльфов.
Наконец сушка благополучно закончилась. Поверхность получилась гладкой и блестящей. Питер довольно потер руки, поставил наполненный “Бейлисом” бокал на самодельный подносик и поспешил к пассажиру. Он так торопился, что споткнулся, густая жидкость чуть выплеснулась на черную поверхность и замерла жемчужными капельками. Питер огорчился, но возвращаться не стал…
Теперь вздрогнул Боба. Его была очередь. При виде жемчужин на черном лакированном подносе с бокалом “Бейлиса” да учитывая все тревожащие обстоятельства, эльф и должен был вздрогнуть. Боба дотронулся дрожащим пальцем до перла и с облегчением вздохнул — это была всего лишь капелька ликера. Таким образом, самый главный вопрос отпал сам собой — на плитке, увиденной Бобой в музее, не жемчуга были, а брызги. А значит, мог иметь место душевный разговор, который и состоялся к обоюдному удовольствию участников.
— Присаживайтесь, голубчик, у вас ведь есть немного времени?
— Для вас — сколько угодно.
— Позвольте представиться: Боба… лакторианец. — Боба чуть не сказал “эльф”, но вовремя остановился и прокашлялся, после чего слово “лакторианец” прозвучало слишком тихо.
— Какая красивая фамилия — Лакториан.
Боба не стал поправлять Питера, Лакториан так Лакториан, не в окончании счастье.
— А вы, как я понимаю, Питер ван Бейлис-младший?
— Да, в общем-то, да, но откуда…
— Ничему не удивляйтесь, мой дорогой. Ведь мы оба жаждем откровенности. Расскажите мне о себе.
— Я? Что же сказать, вам и так все известно обо мне, да?
— Известно, и многое, но, конечно, не все. Это не кокетство. Вы мне верите?
— Как же можно не верить! Вам… Вы… Вы такой…