Меня встретил генерал-лейтенант Рамсден, исполняющий обязанности командующего армией. Я знал его еще с тех времен, когда он командовал Гэмпширским полком в моей 8-й дивизии, расквартированной в Палестине в 1938–1939 годах. Тогда он зарекомендовал себя отличным командиром, но в последующие годы я с ним ни разу не виделся. Он доложил мне обстановку. Я задал встречные вопросы относительно планов отхода в случае наступления Роммеля. Какие-то планы существовали, но уж очень неопределенные. Во всей цепочке командования чувствовалась неуверенность, постоянный контакт со штабом действующей в пустыне военной авиации не поддерживался.

Стало ясно: командование не контролирует ситуацию, что грозит опасными последствиями. Я решил действовать немедленно, хотя мне и приказали ничего не предпринимать до 15 августа, дня, когда генерал Окинлек намеревался передать мне 8-ю армию, а я приехал в штаб 13 августа. Я знал, что консультироваться со штабом ближневосточной группировки бесполезно, а потому взял всю ответственность на себя. Сказал генералу Рамсдену, что он должен незамедлительно возвращаться в свой корпус. Он удивился, потому что ранее его назначили исполняющим обязанности командующего армией, но уехал. Потом я прервался на обед, в компании мух и под палящим солнцем. Во время обеда я о многом передумал, а после него отправил телеграмму в штаб ближневосточной группировки, в которой сообщил, что с двух часов пополудни 13 августа беру на себя командование 8-й армией. Тем самым я нарушал указание вышестоящего [105] командира, но пути назад не было. Отправив телеграмму, я первым делом отменил все приказы об отступлении.

И издал новый, в котором указал, что в случае атаки противника отступления не будет: мы будем сражаться на тех позициях, которые занимаем, и, если не удержим их живыми, останемся на них мертвыми. Я помнил выбитую в камне надпись, которую видел в Греции, когда побывал там вместе с супругой в 1933 году. Ее сделали греки в Фермопилах, чтобы почтить память тех, кто погиб там более 2000 лет тому назад. Перевод этой надписи широко известен:

Путник, пойди возвести спартанцам,

Что здесь, не отступив от их заветов, мы полегли.

Мы, если бы возникла такая необходимость, собирались поступить так же.

Я подумал, что на текущий момент сделал все, что мог, и следующий мой шаг — знакомство с территорией и подчиненными командирами. После чего быстро покинул штаб армии на случай, если Каир попытается воспрепятствовать моему самовольному захвату поста командующего 8-й армией. Но перед отъездом я велел де Гингану собрать личный состав штаба в шесть вечера, чтобы я мог со всеми поговорить. Я уже встретился с Рамстедом, который командовал 30-м корпусом, занимающим позиции на северном фланге, и теперь поехал на южный фланг, в штаб 13-го корпуса, чтобы встретиться с его командующим, генералом Фрейбергом. Ранее он командовал новозеландской дивизией, но после гибели Готта возглавил весь 13-й корпус.

В штаб 13-го корпуса я ехал на заднем сиденье автомобиля и по пути изучал карту. Впереди, рядом с водителем, сидел офицер из штаба армии, чья задача состояла в том, чтобы довезти меня до штаба 13-го корпуса. В какой-то момент автомобиль остановился, и я спросил моего проводника, знает ли он, где мы находимся. Он ответил, что нет: мы заблудились.

Я обратил внимание, что мы находимся на участке пустыни, огороженном колючей проволокой. Спросил, что это означает, и он ответил, что мы заехали на минное поле. Мне это совершенно не понравилось, и я велел водителю задним ходом возвращаться [106] по нашим следам. К тому времени, когда мы выехали с минного поля, мой проводник сориентировался, и мы уже без проблем добрались до штаба 13-го корпуса.

У меня состоялся продуктивный разговор сначала с Фрейбергом, а потом и с Моршедом, командиром 9-й австралийской дивизии. Они были прекрасными офицерами, и я говорю это не только потому, что они полностью одобрили изложенные мною идеи.

Я вернулся в штаб армии довольно поздно и увидел, что личный состав меня ждет. Де Гинган собрал их в нескольких ярдах от фургона, который стал моим офисом. Часы показывали половину седьмого, и в вечерней прохладе я обратился к моему новому штабу.

Я представился и сказал, что хотел увидеть их всех и объяснить сложившуюся ситуацию. Сказал, что некоторые приказы уже отданы, о чем им, само собой, известно, и за ними последуют новые. Приказ «Ни шагу назад» предполагал кардинальное изменение стратегического курса, а они должны хорошо понимать, каким теперь будет этот курс, потому что именно на их плечи ложилась основная работа по его реализации. Если мы собирались сражаться на тех позициях, которые занимали, требовалось создавать эшелонированную оборону. Весь транспорт следовало отправить в тыл. Боеприпасы, продукты питания и воду сосредоточить в районе передовой. Нам требовалось пополнение, чтобы реализовать приказ «Ни шагу назад». В дельте Нила находилось достаточное количество войск. Они готовились к обороне той территории, но защищать египетские города надо было здесь, в Аламейне. Две новые дивизии прибывали из Англии с тем, чтобы оборонять дельту Нила. Я намеревался перебросить их в 8-ю армию.

А потом, из отдельных подразделений, разбросанных по всему Египту, я собирался сформировать новый, 10-й корпус, с большим количеством бронетехники. Этому корпусу я наметил ту же роль, что выполнял у Роммеля Африканский корпус: не оборонять какой-то участок фронта, а выполнять роль мобильного ударного соединения. Я сообщил штабистам, что формирование 10-го корпуса уже началось.

Я сказал, что положу конец ведению боевых действий бригадами и подвижными отрядами, дроблению дивизий на отдельные [107] подразделения, разбросанные по всей пустыне. Отныне все дивизии будет сражаться именно как дивизии.

Я сказал, что мне не нравится атмосфера в штабе армии. Да и откуда мог взяться высокий моральный дух, если штаб располагался в таком отвратительном месте и люди жили без элементарных удобств.

Я сказал, что штаб должен переехать на побережье, где мы сможем усердно работать, мыться и быть счастливы.

Я сказал, что Александер дал мне короткий и четкий приказ: уничтожить Роммеля и его армию. Я понимал, что наступление Роммеля может начаться в самое ближайшее время. Если бы его войска перешли в наступление через день-другой, возможно, нам не удалось бы удержаться на занимаемых нами позициях. Через неделю наши шансы резко возрастут. А если бы мы получали две недели, то Роммель ничего бы не смог с нами поделать. Я не сомневался, что мы отразим его атаку и ударим сами. Но я не собирался начинать наше наступление, полностью не завершив подготовку к нему. А уж тогда мы наверняка вышвырнем Роммеля из Африки.