Поговорить Мааре и Данну удавалось редко, ибо приставленные к рабам стражи отнюдь не поощряли контакты между ними.

Места, откуда родом были Маара и Данн, упоминались здешними жителями с презрением, маскировавшим опасение, что подобное может случиться и с Хадроном. Слово «юг» считалось чуть ли не ругательным. «Там, у них», «в пыльных пустынях…» Да и в Маджаб, кроме как в служебные командировки, никто из Хелопса не ездил. А махонди — они же низшая раса. Рабы и слуги…

Кое о чем в Хадроне лишь шептались. Никто не жил в двадцати пяти мрачных громадах административного центра, хотя беглые рабы, преступники и тайком проходящие через город беженцы не боялись проникать туда. Во времена, когда город страдал от наплыва населения, жили там нелегально и обычные граждане, но сейчас Хелопс пустел, народ потихоньку перебирался на север, боясь наступления засухи. Множество домов стояло незанятыми, численность населения уменьшилась до одной десятой прежнего количества жителей. Воду не рационировали, но за небрежное с ней обращение наказывали. Пищи хватало, но такого изобилия, как прежде, не наблюдалось.

На улицах во время работы Маара наблюдала и размышляла. Прежде всего деревья. Вялые, иные уже засыхали. Были и мертвые. В бассейнах уличных фонтанов ветер шелестел мусором, рабы усердно вычищали эти импровизированные помойки.

Разумеется, не все рабы были махонди, ряды их пополняли все попавшиеся в городе беженцы, независимо от того, к какому народу они принадлежали. Да и махонди не все происходили из Рустама, некоторые жили дальше на юге, иные вспоминали об утраченных богатствах и высоких постах.

Маара пребывала в постоянном напряжении, которое становилось особенно нестерпимым, когда подходил час ежевечернего омовения. Рабы окружали лохани с водой, мылись под бдительным присмотром стражников. Большинство из них полностью обнажались, сдирая с себя одежду для стирки, но Маара лишь мыла ноги, задирая длинную рубаху, а затем спускала ее с плеч так, чтобы не показать никому пояс, и мылась сверху. Стражники обратили на это внимание, что-то заподозрили, хотя грудь ее по-прежнему, как ей казалось, оставалась мальчишеской. Однажды наконец произошло неминуемое. Когда Маара управлялась с подолом, один из стражников решил ей «помочь» и решительным жестом задрал рубаху. Все присутствующие сначала ахнули, затем в зале дружно грохнули громовые раскаты хохота. Послышались первые комментарии, а Маара, и часа не прошло, оказалась вместе со своим мешком в другом конце города, не успев даже оповестить Данна, рысившего в это время при портшезе какого-то важного хадрона. Охрана сдала Маару надзирательнице женского корпуса, которая, к немалому удивлению Маары, оказалась махонди. Об этом стражи сообщили пленнице еще по дороге. Представ перед этой женщиной, Маара сначала подумала, что над ней подшутили. Махонди, как ей хорошо было известно, — народ стройный, худой, а эта женщина оказалась весьма в теле, и ноги ее, покоившиеся на стоявшей перед креслом скамеечке, также худобой не отличались. Тут Маара впервые подумала, что, возможно, худоба махонди объяснялась в первую очередь недостатком пищи, скудным питанием. Следовательно, ее соплеменники могут быть такими же толстыми, как и хадроны. При этой мысли Мааре почему-то стало не по себе.

Маара стояла перед женщиной, а та рассматривала ее, подперши голову рукой, на пальцах которой сверкали металлические перстни и кольца с камушками и без камушков. Тело ее чувствовало себя удобно в просторном чистом платье из хлопковой ткани, белом с черными колечками полос вокруг рукавов. На шее у женщины болталось несколько ниток ожерелий, в черных, тщательно расчесанных волосах красовался алый цветок. Запах от нее исходил какой-то тяжелый, сонный.

Звали эту женщину Ида, и от нее зависела судьба Маары.

Маара не знала, что ей думать о своей теперешней начальнице, но исходившая от Иды свежесть, чистота ее одежды, цветочный запах… — от всего этого хотелось зарыдать. Как она хотела бы жить в таких условиях… Неожиданно для самой себя Маара услышала, что губы ее шепчут:

— Ты жестокая?

Глаза Иды расширились, снова сузились, губы раздвинулись в улыбке. Наверное, это должно было показать Мааре, сколь глуп ее вопрос.

— Зависит от обстоятельств, — ответила Ида, разглядывая свое новое приобретение: тощая, хрупкая девица, плоская, с громадными голодными глазами, костлявая до невозможности.

— Расскажи о себе, — велела Ида, смахивая с подола платья какую-то пылинку. Пыль, конечно, и в этом помещении можно было отыскать, но уж очень тщательно пришлось бы выискивать.

Маара вздохнула. Хотелось сесть, потому что рассказывать придется долго, но Ида сесть ей не предложила. Маара начала с момента, когда их с братом допрашивал тот злой дядька, таким и оставшийся в ее памяти. Ида сразу же насторожилась, слушала внимательно, не перебивая. Маара рассказала все и о бегстве, и о Горде, и о тех, кто доставил ее и Данна в скальную деревню, и о Дэйме… Тут наконец Ида перебила ее:

— Тебя зовут Маро?

— Нет, Маара.

Ида прищурилась, явно не доверяя ответу и не скрывая этого.

— Ты расскажешь нам все. Мы хотим знать, что там произошло. У нас есть родственники в Рустаме. Может быть, и ты мне родня… Мы это выясним. А пока что надо тобой заняться. Привести в нормальный вид. Выпьешь микстурку — заснешь. Проснешься — поешь и опять заснешь. Так и будешь есть да спать, пока в себя не придешь. Пусть хоть что-то между кожей и костями нарастет.

Маара считала, что она уже и так поправилась, но, глянув вниз, увидела пальцы рук и ступни ног… Как у паука. Мысль о сне… что может быть прекраснее! В бараке с молодыми рабами, все время боясь разоблачения, да к тому же еще беспокоясь о Данне, как следует не выспишься. Она ждала от Данна какой-нибудь глупости, нового побега, драки, чего-нибудь еще…

— Мой брат… — начала Маара. — Мой брат Данн…

Ида слегка повела рукой.

— Ни о чем не беспокойся. Я займусь и твоим братом. А главное, займусь твоей историей. А пока отложим разговор.