Капитан Свиридов повернулся к оторопевшему полковнику:

– Мы забираем лейтенанта в отдел контрразведки Второй танковой армии для проведения следственных действий, согласно приказу полковника Сучкова.

Мы вывели лейтенанта из штаба, помогли ему подняться в кузов, уселись сами.

Я перегнулся через борт и приказал водителю:

– Теперь – в расположение Второй танковой армии!

– Так мы же мимо проезжали…

– Вези и не разговаривай!

Осталось в танковом полку найти и арестовать пособника главаря – старшину Измайлова.

Мы проехали КПП и въехали в расположение танкового полка, о котором говорил Коляда. Чтобы лейтенант не вздумал закричать и не вспугнул раньше времени старшину, мы заткнули ему рот кляпом.

Только захват танкиста прошел совсем не так, как мы предполагали…

Мы подъехали к штабу танкового полка. Андрей остался сторожить в полуторке связанного агента, а мы зашли к командиру – узнать, где можно найти старшину Измайлова.

Увидев наши удостоверения, полковник встал, выглянул в окно, повернулся к нам.

– Чего его искать? Сидит небось в каптерке своей. Он вещевым складом заведует. Я вам сейчас бойца дам, он покажет. А что случилось?

– Надо провести следственные действия, задать ряд вопросов, – уклончиво ответил капитан Свиридов.

Полковник понимающе кивнул.

Мы в сопровождении бойца направились к большому бревенчатому сараю. Широкая – метра полтора – дверь была распахнута. Боец показал рукой:

– Здесь хозяйство старшины Измайлова, – и отступил в сторонку, пропуская нас на склад.

Мы со Свиридовым шагнули в дверной проем. На складе было тесно: вдоль стен стояли стеллажи со сложенным стопками обмундированием – гимнастерками, комбинезонами, шлемами, брюками. Поодаль, почти в углу, стоял стол, за которым сидел и занимался бумагами старшина.

Увидев нас, он каким-то звериным чутьем понял – пришли за ним. Старшина выхватил из кобуры пистолет и, не целясь, от бедра, выстрелил. Рядом со мной раздался вскрик раненого Свиридова. Я вскинул пистолет, который держал наготове, и нажал на курок. Тяжелая парабеллумовская пуля ударила старшину в бок, но он успел выстрелить еще раз, перед тем как упасть.

Я подскочил к лежащему на боку старшине, ногой отбросил оружие подальше. На правом боку его расплывалось кровавое пятно. Он еще дышал, но я видел – не жилец.

Обернулся назад. Свиридов сидел на полу, зажимая правой рукой левую, из-под которой на пол обильно капала кровь. Рядом лежал боец, который сопровождал нас от штаба. Ему помощь уже была не нужна, застывшие глаза уставились в потолок.

– Тьфу, б…, просто снайпер какой-то, а не старшина из каптерки, – выругался Николай.

Я достал из кармана перевязочный пакет, поднял рукав гимнастерки капитана. Рана была сквозной. Перевязав руку, спросил Свиридова: – Что дальше делать будем?

– Обыщи сарай, может – что интересное найдешь.

Верно, труп ничего уже не скажет. Так может быть, записи какие-то есть или другое что?

Я начал обшаривать полки. Стопа гимнастерок, в ней – ничего подозрительного; просмотрел брюки – пусто. В нательном белье, среди комбинезонов – тоже ничего интересного для нас.

В дверной проем влетел встревоженный командир полка.

– По какому поводу стрельба?

Со света он не сразу рассмотрел раненого и убитых, а увидев, задохнулся от возмущения.

– Вы что себе позволяете на территории полка? Зачем старшину Измайлова убили? А солдатик при чем?

– Уточняю, товарищ полковник, солдатика старшина ваш застрелил и товарища капитана ранил тоже он, – строго сказал я.

– Не может быть, я начальству вашему жаловаться буду, рапорт командующему подам о вашем самоуправстве!

Я в это время стал досматривать связки сапог, что лежали в углу, и из одной пары посыпались деньги. Увидев деньги, полковник замолчал, лицо его налилось кровью, побагровело.

– Это еще откуда?

– Как раз про деньги мы и хотели узнать у старшины. Он ваш полк немецким агентам продал. На диверсантов работал.

Полковник осел на табуретку, стоявшую у входа. Кровь от лица его отлила, он посерел. Его можно было понять. За то, что пригрел и не разглядел изменника, в лучшем случае можно было потерять звезды с погон или угодить в штрафбат, в худшем – десять лет без права переписки.

Полковник ясно понимал – репутация боевого командира танковой части под угрозой, честь офицера, которой он так дорожил, поддерживать будет теперь очень сложно и, скорее всего, пострадает его семья.