Обучение пилотажу начиналось с вывозных полётов на скромной машине «Р-5». Этот самолёт был для нас дорог тем, что имел свою славную историю: на нём спасали челюскинцев первые Герои Советского Союза.

Практика начиналась с того, что инструктор вёл машину, а курсант сидел за параллельным управлением, наблюдал, как действует инструктор, изучал приём пилотирования. Позднее к управлению самолётом допускался ученик, инструктор же сидел за параллельным управлением. Только после таких предварительных вылетов нас выпускали в самостоятельный полёт.

Нет лётчика, который позабыл бы ощущение своего первого полёта без опекуна-инструктора. В этот миг кажется, что в целом свете только и есть, что ты, воздух да штурвал.

Помню голубое весеннее утро. Приземлившись после очередного полёта, инструктор выбрался из кабины и сказал:

— Посиди, я сейчас вернусь!

Мотор работал на малых оборотах — чих, чих! Ярко светило солнце, я думал о своём будущем, о рейсовых полётах, полётах в дальние края. Я и не заметил, как подошёл ко мне командир звена.

— Как чувствуешь себя? — спросил командир.

— Отлично! — ответил я совершенно искренне.

— К самостоятельному полёту готов?

— Всегда готов! — отчеканил я.

Командир звена улыбнулся и приказал:

— Ну, раз так, проси старт и лети!

«Сейчас буду один в воздухе!» — мелькнуло у меня в голове. Вырулив на взлётно-посадочную полосу, я выровнял аппарат по курсу, на какой-то наземный ориентир, как учил меня инструктор. Затем, получив разрешение на старт, левой рукой двинул рычаг сектора газа, увеличил обороты мотора и стремительно покатился по взлётной дорожке. Подняв хвост самолёта, установил машину в линию горизонта, взял штурвал управления на себя, и вот машина в воздухе! Заданная высота — триста метров. Достигнув её, я перевёл аппарат в горизонтальный полёт.

В первый момент я не заметил, когда исчезли из поля зрения посадочные знаки старта. Я разволновался, не понимая, что происходит: направление ветра изменилось, что ли? Но вот через несколько секунд старт снова стал виден. Он не вполне совпадал с ранее указанными мне инструктором наземными ориентирами, но, может быть, пока я летел, его по какой-либо причине перенесли? Пойду на посадку!

На первых порах посадка у меня не клеилась: выравниваю аппарат, а он продолжает нестись на метр выше земли. Пробую взять на себя штурвал, чтобы коснуться колёсами земли и не допустить «козла», — самолёт начинает лезть вверх. Барахтанье продолжалось считанные доли секунды, мне же они казались вечностью.

С грехом пополам сел немного дальше посадочного знака. Как полагается, отрулил обратно на линию взлёта и, успокоенный, стал ждать указаний инструктора.

Как ни странно, никто не шёл ко мне. Приглядевшись к стоящим рядом самолётам и людям, я, к ужасу своему, понял, что сел на чужой старт.

Как раз в этот момент подошёл ко мне руководитель полётов другой группы.

— Слезай, — сказал он раздражённо, — приехали!..

Расстроенный, я отстегнул ремни, сошёл на землю и каким-то деревянным, не подчиняющимся мне языком спросил:

— Что же, больше не дадут мне летать?

— Где тебе летать, раз ты собственный старт потерял! — ответил насмешливо руководитель.

На машине подъехал мой инструктор. По выражению его лица я понял, что он рассердился на меня не на шутку. И было за что. Он считал меня в числе лучших своих учеников — недаром разрешил мне самостоятельно подняться в воздух без обязательного проверочного полёта. А я его так подвёл!..

Короче говоря, инструктор приказал мне идти домой пешком, а сам, дав газ, оторвался от земли и был таков! До нашего старта было рукой подать — километр, не больше. Мне же это расстояние показалось тысячевёрстным. Брел я, спешенный лётчик, понурив голову, и душа горела от обиды.

«Что я такое сделал, в конце концов? — рассуждал я про себя. — Сел как полагается. По всем правилам! Стартом ошибся? Так наш старт, очевидно, убрали. Нет, летать я всё равно буду!»

Стыдно было возвращаться в своё подразделение пешком после первого самостоятельного вылета. Какими глазами буду теперь смотреть на товарищей? Ведь меня же на смех поднимут!

Кончилась эта история хуже, чем я предполагал. Опасаясь насмешек товарищей, я изменил направление и пошёл не на аэродром, а прямо в общежитие. За самовольную отлучку с занятий меня на три дня отстранили от полётов.

Однако инструктор — он относился ко мне доброжелательно, — едва кончился срок наказания, сразу дал мне возможность летать больше, чем другим, чтобы наверстать пропущенное.

Начали мы обучаться и фигурам высшего пилотажа — полётам по приборам. Кстати, в то время это давалось труднее, чем сейчас. Авиагоризонта — прибора, определяющего пространственное положение самолёта, — авиаторы ещё не имели.

Помню, как-то раз вылетел я для отработки фигур высшего пилотажа в зону, расположенную в пяти километрах от нашего аэродрома. Облачность была в этот день средней, видимость сносная — километров пятнадцать, ветер умеренный.