Поступки принца Артура, получившего в 1874 г. титул герцога Коннотского и Стратернского, никогда не вызывали у матери того раздражения и негодования, которые она часто испытывала от поведения его старшего брата. Действительно, с того самого момента, когда Винтерхальтер изобразил его на картине получающим подарок от герцога Веллингтона в свой первый день рождения, принц Артур никогда не досаждал матери и не разочаровывал ее по каким бы то ни было поводам. Однажды королева призналась его гувернеру, что «восхищалась этим мальчиком с первого дня его жизни», поскольку он никогда не давал ей никаких оснований для беспокойства или огорчения. А его отцу она как-то сказала, что Артур является их любимым ребенком, «более дорогим, чем все остальные дети, вместе взятые». «После тебя, — добавила она в беседе с мужем, — он для меня — самое дорогое существо на земле... Меня страх берет при мысли, что я могу обнаружить в его характере или внешнем виде хотя бы один недостаток. Я очень боюсь, что через некоторое время он вырастет и станет беззащитным перед всяким злом. У меня от этой мысли даже слезы на глаза наворачиваются». Он действительно был для матери «самым дорогим существом» и «лучшим ребенком» из всех, которых ей доводилось когда-либо встречать.

Добродушный, деликатный, послушный, скромный, он был образцовым ребенком. Во всех детских спектаклях он играл самые лучшие роли, в то время как его младший брат принц Леопольд всегда поворачивался к зрителям спиной, а сын генерала Грея вообще был застывшим как «палка». Единственным недостатком принца Артура, когда он достаточно подрос, стало его чересчур формальное отношение к слугам. Мать часто повторяла ему, как, впрочем, и всем остальным детям, что слишком высокомерное отношение к подчиненным не делает никому чести и вообще недопустимо в ее доме. «Все эти строгости, — говорила она, — применимы только для мистера Брауна, к которому вы все должны относиться с почтением и делать различия между ним и остальными слугами. Но и к ним нужно относиться с величайшим уважением».

Наставления королевы касались и многих других вещей. Гувернер принца сэр Говард Элфинстон, получивший из рук королевы Крест Виктории за героическое поведение под Севастополем в годы Крымской войны, услышал от королевы самые подробные инструкции по поводу воспитания сына. Многочисленные записки вручались ему лично почти каждый день. Так, например, принцу Артуру не позволялось общаться со сверстниками из Итона, его заставляли играть только с детьми придворных, ему отводилось лишь восемь минут для того, чтобы одеться утром и привести себя в порядок, и т.д. А когда принц Артур проявлял малейшие признаки простуды, ему запрещалось выходить из дому и дышать свежим воздухом. При этом Говард Элфинстон постоянно проветривал комнату и заставлял мальчика делать зарядку. «Почему принц Артур не может выйти погулять со своими сестрами? — жаловался королеве гувернер. — Если же он все-таки выходит на улицу, то почему возвращается так быстро?» А когда королева считала, что мальчику действительно нужен свежий воздух, она сама предпочитала гулять с ним, обращаясь к гувернеру с соответствующей просьбой и избегая дурной привычки приказывать своим подчиненным. «Может ли принц Артур погулять сегодня со своими сестрами и маленьким братиком? — писала она в записке. — Он хорошо себя чувствует сегодня?»

Даже когда принц Артур стал взрослым, королева продолжала наставлять сына и контролировать практически каждый его шаг. Он не должен был держать руки в карманах, так как отец не любил эту привычку, он не должен был слишком много курить, должен чаще ездить верхом и заниматься спортом? должен прекратить все отношения с представителями «высших классов» и т.д. и т.п. А когда парню исполнилось девятнадцать лет, Элфинстон получил записку от королевы, в которой говорилось, что он плохо выглядит и должен быть приведен в порядок. Во всех комнатах принца в Рейнджер-Хаусе, в Гринвич-парке, где он жил с гувернером, домашним учителем и камердинером, температура воздуха должна быть умеренной и никогда не превышать 60 градусов по Фаренгейту. А когда однажды в ноябре в Шотландии разожгли камин и в его комнате, по мнению королевы, стало слишком тепло, она приказала немедленно принести воды и залить огонь в камине.

В 1866 г. принц Артур наконец-то осуществил свою давнюю мечту и поступил в Королевскую военную академию в Вулвиче, блестяще сдав все экзамены. Правда, при этом он остался в своем домике в Гринвич-парке и некоторое время жил отдельно от своих друзей-кадетов. В 1868 г. он перешел в Королевскую инженерную академию, а в следующем году был переведен в стрелковую бригаду. Будучи вполне сознательным военнослужащим и прекрасным солдатом, он не без гордости говорил матери, что «самостоятельно прошел путь от простого лейтенанта до подполковника и при этом не имеет никакого стремления стать полковником» [64] .

Немало удовольствия принц Артур доставил матери, женившись на прусской принцессе Луизе, дочери принца Фридриха Гогенцоллерна. Правда, сперва он противился этому браку, не одобряя поступков неприятного, как ему казалось, отца принцессы. Кроме того, он был далеко не в восторге от его внешнего вида — огромного носа, слишком большого рта и плохих зубов. Он решил, что нужно посмотреть на других девушек соответствующего возраста, однако, когда увидел восемнадцатилетнюю принцессу, быстро изменил свое мнение и согласился на брак. «Если бы я увидела Луизхен до того, как Артур поделился со мной своими чувствами, — писала королева, — я бы не стала огорчать его своими сомнениями на этот счет и сразу же дала бы свое согласие на брак. Она действительно очень милая девушка и к тому же с прекрасным и добрым характером... Сейчас мне кажется, что мой дорогой Артур просто не мог бы сделать более удачного и мудрого выбора». Принц Артур придерживался того же мнения. Он поселился со своей юной женой в Букингемском дворце и прожил там много счастливых лет.

Жизнь самого младшего сына королевы была менее благополучной. Мать вообще очень мало хвалила детей, когда они были маленькими, и поэтому описывала своего младшего сына как «нескладного», «чрезмерно простоватого» и «глупого на вид». Кроме того, он казался ей слишком непослушным и своенравным. «Может быть, его просто надо как следует нашлепать?» — спросила она как-то у своей матери, которая вообще не переносила детского плача. Разумеется, герцогиня Кентская ответила, что этого делать не стоит. «Конечно, мама, ты права, — согласилась с ней королева, — вряд ли стоит наказывать одного ребенка, если у тебя их восемь. Это просто невыносимо. Разве можно вынести плач и крики всех восьмерых детей?»

Однако по мере взросления поведение принца Леопольд да заметно улучшалось. Он казался родителям старательнее и прилежнее в учении, чем его старшие братья, прекрасно овладевал иностранными языками, неплохо играл на музыкальных инструментах, имел хороший голос и весьма приличный музыкальный слух, интересовался итальянской живописью и английской литературой. Но и назвать его образцовым ребенком было невозможно. У него с детства был очень серьезный дефект речи, который мешал нормальному развитию и делал мальчика неловким и стеснительным. Королева неоднократно подчеркивала, что ее младший сын «не поддается обычному воспитанию», и чем большую заботу она проявляла о его здоровье, тем упрямее и своенравнее он становился.