— Может быть, — согласилась Виртанен. — Но в деле нет ни слова о подполковнике Николаеве. Допрошен он не был.

— Так ведь… Только теперь ясно, что его следовало допросить.

— Но почему вы сразу не проверили настройку рации?

— Да, в этом была моя вина. Не обнаружив на рации отпечатков пальцев, о настройке вообще не подумал. — Симонов с досадой махнул рукой.

И в это время в дверь кабинета осторожно постучали.

Виртанен отозвалась.

Когда на пороге появился молодой, среднего роста старший лейтенант, чем-то очень похожий на космонавта Титова в год его полета, Виртанен увидела, как оторопело смотрит на него Симонов.

— Привет, Женя, я думал, ты уже загораешь. Любовь Карловна, это же Кашин!..

— Вас отозвали из отпуска? — спросила Виртанен.

— Извините, я так и не ушел в отпуск. Разрешите, товарищ капитан, мне сообщили, нам надо поговорить.

Виртанен повернулась к Симонову.

— Игорь Леонидович, перенесем наши дебаты на другое время. Кстати, товарищ Шевченко уверил меня в том, что Евгения Михайловича в городе нет. С какой целью?

Симонов пожал плечами, презрительно сощурился и ушел, не глядя ни на Виртанен, ни на Кашина. Что творится в Управлении?

Усевшись напротив Виртанен, Кашин глядел недоверчиво, исподлобья.

— Мне предложено сказать вам всю правду.

— Кем предложено? — насторожилась Виртанен.

— Моим руководителем подполковником Николаевым.

— А что, иначе вы не стали бы говорить правду? — чуть насмешливо поинтересовалась Виртанен. — Без прямых руководящих указаний?

— Почему же… Я уже много рассказывал о ночи с 18 на 19 марта.

Виртанен взяла дело, пролистала, вынула два листка, схваченных скрепкой, они были исписаны почерком Шевченко.

— Вы считаете, это много? В деле есть куда более обстоятельные показания.

— Позвольте… — протянул руку к страницам дела Кашин. — Это не все. Это первые краткие показания, которые Шевченко записал еще в порту. А потом все мои показания я писал собственноручно. Посмотрите еще раз, товарищ капитан. Должно быть страниц девять.

Люба еще раз, нарочито медленно, терпеливо перелистала дело. Подняла глаза и увидела на лице лейтенанта беспомощную улыбку.

— Ничего не понимаю. Ну, коли так, давайте сначала.

Виртанен только кивнула. Пролистывая дело, она установила два факта: Шевченко или кто-то другой изъял показания Кашина, а Николаев направил его дать новые показания. Получается, Николаев хотел помочь ей, хотя знал о должностном проступке следователя, но прежде никому не сообщал об этом. Как это понимать? Только однозначно, если бы я не вела следствие, все осталось бы на своем месте.

— С чего начинать? Пожалуй, с главного, — сказал Кашин. — Примерно за час до исчезновения Иванцова с поста я увидел четверых. Явно намечалась драка — трое против одного. Двое спорили, размахивали руками, двое стояли на причале чуть поодаль. Я дал свисток и побежал к ним.

— Вы разглядели их?

— Да, я подбежал быстро. Лица их разглядел, но не запомнил. Могу сказать точно: это не местные, во всяком случае, не из тех, кто, извините, ошивается вокруг порта.

— Что бросилось в глаза? Внешность, одежда?

— Одеты обычно, как сейчас молодежь одевается. Пожалуй, запомнился один из тройки нападавших. Блондин, виски высоко подстрижены, субтильный, джинсы дудочками.

— Описать этого человека вы могли бы?

— Я давал Шевченко данные для фоторобота, но, видно, они ему не пригодились.

— Посмотрите сюда. Никого не узнаёте? — Виртанен выложила перед Кашиным несколько фотографий, в том числе фоторобот, составленный со слов матроса Сергеева.

— Если бы это была фотография человека, а не фоторобот, я сказал бы сразу — он. — Кашин указал на фоторобот.

— Что так осторожничаете?

— Обвинить человека просто.

— Хорошо. Что было дальше?

— Те парни, естественно, бросились кто куда, больше я их не видел. Прошло три часа, а от Иванцова никаких сигналов тревоги не поступало.

— Иван Федорович Хрисанфов сказал мне, что вы не раз замечали, что к Иванцову на дежурстве иногда приходили дружки. Этот парень не из них?