Мы никогда ничем не болели и вполне могли бы дожить до гибели Японии, если бы не роковое стечение обстоятельств. Однажды Ягуара вынудили раскрыться. Он влюбился в одну девушку и все время провожал ее домой. Ее бывший парень, как это часто бывает, предупреждал его, чтобы он оставил ее в покое, грозился избить и все прочее. Акира посоветовал Ягуару жениться, чтобы избежать конфликта, но свадьба так ине состоялась. Как-то раз ревнивый дружок собрал большую компанию и, на свою беду, решил-таки проучить моего брата. Проучил. Дело было днем, во дворе, и многие видели, как братва с ножами и дубинами молотила одного парня, который сначала только защищался, а потом вдруг, уже смертельно раненный ножом в легкое, начал убивать. Пятеро уже не встали, трое ослепли, и еще четверо остались калеками. Его увезли в больницу, и там, в бреду, он начал болтать об Акире. Никто не понимал, как с такой раной можно было так сопротивляться, но тут появились люди из органов, которые никак не могли выйти на след нашего отца, и стали внимательно слушать бред Ягуара. Тигр был в тот день в больнице и все видел. Когда брат умер, он пришел домой и сказал Акире, что тот проболтался. Отец собрал нас всех в большой комнате, где мы обычно тренировались, и объявил, что нужно уходитъ. Сам он решил уйти вообще, ибо его уже ничто не держало на Земле, а нам предоставил выбор: или скитаться неприкаянными по стране под чужими именами, ибо теперь нас начнут искать, или следовать за ним туда, где уже находился Ягуар, — в нирвану. Магический обряд уже все равно не мог быть выполнен, ибо нас осталось четверо. Тигр, Лев и Медведь выбрали последнее, а я решила повременить. Да и последний труп кто-то должен был обезглавить, чтобы дух смог вылететь на волю и улететь в свободный мир — так делали все последователи этого культа в Японии: сначала высвобождали дух из главной чакры Кундалини, вспарывая живот, а потом, когда он поднимался вверх по позвоночнику, отрубали голову, чтобы он мог выйти наружу. Так делали многие тысячи лет назад, и еще никто не вернулся и не сказал, что это неправильно. В общем, я решила еще немного помаяться в телесной оболочке и осталась медленно умирать на Земле, утешая себя мыслью, что некоторые называют это жизнью.

Братья сделали себе харакири, и Акира освободил их дух. Потом рассказал мне то, что считал нужным, и отправился за ними. В тот момент, когда его седая голова отделилась от тела, я явственно увидела нечто. Оно вылетело из отца светящимся облачком, застыло на несколько секунд надо мной, словно прощалось, и потом растаяло. Это было ровно два года назад. Это был его день рождения.

Акира оставил мне все свои сбережения, и я смогла купить себе комнату в коммуналке. И стала жить под своей настоящей фамилией, чтобы уже никто никогда не узнал, что я имела отношение к странной семье, погибшей при столь необычных обстоятельствах в Тимирязевском районе города Москвы. Я начала другую жизнь вместе с Валентиной. И пока у меня еще не было повода пожалеть об этом. Акира был, есть и будет жить во мне, и я благодарна ему за это и за то, что он сделал из меня благородную пантеру, а не змею или гиену…

Всю ночь я ворочалась, оплакивая безвременно угасшее во мне чувство к Сергею Борисовичу. Утром проснулась расстроенная и зачем-то набросилась на Валентину, которая уже собиралась к своему милому Родиоше. Высказав все, что думаю о ее плюшках и французском моющем пылесосе, приобретенном недавно по ее просьбе, и так и не вышибив из нее ни одной искры, я заперлась в ванной с новой книжкой и твердым намерением утопиться, если не удастся размочить свои очерствевшие нервы. У меня оставалось еще два выходных дня, которые дал мне босс и которые я так и не отгуляла.

Книжка была шикарной. Некий умерший пятнадцать лет назад писатель Ванилин описывал в своих фантастических романах события, произошедшие в нашей стране уже после его смерти. Уже вышло несколько таких книжек: «Перестройка в России», «Крах великой империи страха», «Путч в конце лета», «Взятие Белой Бастилии», и теперь я держала в руках последний роман — «Восстание абреков». В нем, судя по аннотации, рассказывалось о чеченской войне. Эти романы в последнее время приобрели жуткую популярность из-за поразительного сходства фактов и событий, описанных автором много лет назад, когда о перестройке думали только в психушках и в лагерях. С удивительной точностью, вплоть до чисел и даже очень похожих фамилий, писатель рассказывал о не известном тогда никому будущем многострадальной России. Нострадамус с ним и рядом не стоял. Романы шли нарасхват, хотя и выпускались огромными тиражами. Люди, которым в отличие от автора посчастливилось пережить все эти события, буквально зачитывались ими, не переставая удивляться тому, как может человек так все предвидеть. Феномен был потрясающим, фантастическим и совершенно необъяснимым с точки зрения современной науки. Все ясновидящие и экстрасенсы, расплодившиеся в последнее время, как тараканы в загаженной квартире, теперь били себя в грудь и требовали международного признания их способностей и официального статуса с предоставлением всяческих льгот и компенсаций за вредность. Романы перепечатывались во многих странах, и весь мир с замиранием сердца ждал, когда безутешная вдова писателя разрешит напечатать еще что-нибудь из оставшихся после смерти мужа рукописей. Об этом даже сняли телепередачу. Сухопарая женщина со впалыми глазами тихо рассказывала о своем муже, умершем от сердечного приступа пятнадцать лет назад. До этого он всю жизнь писал, но его никто не печатал, ибо кто ж напечатал бы тогда такую ересь, в разгар развитого социализма? Но зато потом, когда пришла перестройка, она случайно, перебирая его вещи, обнаружила рукописи и начала читать от нечего делать. Это был будущий бестселлер «Перестройка в России». Она ахнула от изумления, потому как при жизни муженька даже не интересовалась его писаниной, и побежала в издательство, зажав под одной мышкой рукопись, а под другой — справку о смерти мужа. Издательство встало на уши и развернуло такую рекламную кампанию, что все население России только и дожидалось, когда же выйдет это уникальное произведение. Собственно, само произведение было так себе, ничего особенного, про все это сто раз было написано в газетах и показано по телевизору, так что, не умри автор, никто бы и читать не стал, но ощущение того, что, читая, прикасаешься к таинству, становишься как бы участником загадочного явления жизни, придавало книгам неповторимую пикантность и остроту.

Вдова, говорят, обрела несметные богатства. Как-то у них там в семье получилось, что, когда муж писал, она его все время ругала, не понимая своего счастья, и ему приходилось прятать свои рукописи, чтобы она их не сожгла или не выбросила на помойку. Он заныкал несколько своих произведений по одному ему известным шхерам, рассовал их по самым глубоким норам. Вдова с превеликим трудом находит по одной кипе исписанных на машинке листов в год-два. Потом относит найденный шедевр в издательство, построившее недавно небоскреб на Садовом кольце за счет продажи этих книг, получает деньги, возвращается домой, берет кирку и лопату, или уж не знаю, как она там ищет, и принимается за поиски следующего творения. Телевизионщики даже приезжали к ней домой, в подмосковную деревню, и снимали захватывающий процесс переворачивания всего дома вверх дном. В тот раз, правда, так и не удалось запечатлеть на видео момент нахождения потайной шхеры, и журналисты уехали ни с чем. Зато через полгода после путча 91-го года она нашла под куриным насестом в сарае ту самую книгу — «Путч в конце лета». Потом появились и все последующие, причем каждый раз после события, описанного в книге, словно кто-то невидимый сверху подсказывал вдове, что и когда нужно находить, а главное — где.

Судя по ее выговору и словарному запасу, она была недалекой женщиной, не способной даже сейчас до конца оценить всю значимость и феноменальность мужниных творений. Несмотря на дикое количество денег, она осталась жить в своей развалюхе в ста километрах от Москвы, видимо рассчитывая отыскать еще что-нибудь, чтобы обеспечить уже не только детей и внуков на всю оставшуюся жизнь, но и тех потомков, которые даже уже не будут помнить имени своей благодетельницы прав тысячной степени бабушки. Поэтому все свободное от кормления кур и доения коровы время она проводит в неустанных поисках. Много раз представители издательства и других, даже научных организаций, заинтересованных в познании будущего России, предлагали ей свою помощь, чтобы разнести ее халабуду по кирпичику и отыскать все оставшиеся рукописи, но она отказывала наотрез, заявляя, что только Господь имеет право вмешиваться в то, что сам сотворил с ее мужем. Возразить было нечего, и они уходили ни с чем. Несколько раз местные энтузиасты предпринимали тайные попытки покопаться в старой куче навоза или разорить курятник, где была найдена вторая рукопись, но, во-первых, ничего не нашли, а во-вторых, их арестовали, и у дома выставили охрану, чтобы никто больше не пытался завладеть чужой собственностью.

Открыв книгу, я с интересом начала читать о том, как войска под предводительством генерала Драчева входят в столицу взбунтовавшейся Абрекии. Дело было в ноябре 94-го года, как раз тогда, когда началась война в Чечне. Главный абрек Дадуев приказал сжечь русскую бронетехнику на улицах города, дабы неповадно было иноверцам зариться на свободолюбивую и вооруженную до зубов Абрекию. Кричали, сгорая живьем в танках, солдаты, рыдали их матери на заседаниях Комитета солдатских матерей, а Драчев и Дадуев все никак не могли выяснить, кому принадлежит нефтепровод, оказавшийся на территории театра военных действий…

Дочитав до середины, я поняла, что нервы мои уже достаточно размякли в горячей воде и можно пойти что-нибудь съесть. Отложив книгу, я вылезла из ванны, вытерлась и пошла на кухню. На столе, среди накрытых салфетками тарелок с едой, лежали свежие газеты, которые Валентина имела обыкновение приносить по утрам, как раньше, когда еще мы искали работу. Поставив перед собой тарелку с холодными пельменями, я развернула «Известия» и качала читать последние новости. Глаза мои наткнулись на большую статью о чеченской войне. Описывалась хронология страшных событий. На секунду мне показалось, что я все еще читаю забытую в ванной книгу — так все совпадало. Надо же, какие удивительные фокусы может выкинуть не изученная до конца человеческая психика! Интересно, как этот писатель Ванилин видел все эти картины? Может, ему в голове кто-то диктовал все, а он только записывал? Или он просто видел с помощью третьего глаза газеты, которые будут выпускать через пятнадцать лет после его смерти? А может, у него просто телевизор в голове стоял и он переключал вместо программ годы и мог смотреть хоть на сто лет вперед?