От такой наглости у Алексея захватило дух.

– Я могу дать вам четыре тысячи за все, и это мое последнее слово.

– Боже мой, – патетически воскликнул Эльстон, – так дешево ценить племянницу русского императора! А еще говорят, что русские – щедрые люди! Положительно, я не узнаю вас… Но меньше чем за восемнадцать тысяч мне сердце не велит от нее отступиться.

– Пять тысяч, – упрямо сказал Каверин. Желваки на его скулах ходили ходуном. Будь его воля, он бы уже давно выкинул Эльстона в окно.

– Да пропадите вы пропадом!.. Ну хорошо, пятнадцать. На меньшее я не согласен.

– Шесть.

– Нет. Четырнадцать с половиной. Если уж разбивать нежное девичье сердце, то только за такую сумму.

"Надо было тебя прикончить, – мелькнуло в голове у Алексея. – Видок был совершенно прав».

Торг меж тем продолжался. Эльстон яростно сражался за каждую тысячу. В итоге противники сошлись на двенадцати.

– За эти деньги я отдам вам все письма и оставлю Ниццу навсегда. Ручаюсь, вы больше никогда обо мне не услышите.

– Хорошо, – сказал Каверин, поднявшись с места.

По правде говоря, после разговора с гнусным авантюристом он чувствовал себя совершенно разбитым.

– Значит, по рукам? – спросил Эльстон.

– По рукам.

Самодовольный вид Эльстона был совершенно невыносим: Алексею хотелось сейчас же, немедленно выйти на свежий воздух, но собеседник задержал его.

– Так когда же произойдет знаменательная сделка?

Алексей остановился, раздумывая. К письму барона М. был приложен вексель на пятнадцать тысяч, выписанный на банк братьев Фуке. Каверину хотелось как можно скорее покончить с проклятым делом, и он рассудил, что до завтра вполне успеет переписать бумаги.

– Давайте встретимся у вас завтра в полдень. Я принесу с собой деньги.

– Смотрите не опоздайте, – сказал Эльстон, провожая его до двери. – Только, ради бога, никаких глупых фокусов. У меня надежный слуга, и он чертовски хорошо стреляет.

Алексей улыбнулся одними губами. Глаза его смотрели холодно и зло.

– Можете не волноваться, мсье, – ответил он и удалился под стрекотание одуревших от июльской жары кузнечиков.

Оставшись один, Эльстон долго смотрел ему вслед, потом засмеялся, оживленно потер руки и бросился в дом, где велел слуге Мартену откупорить бутылку шампанского.

– Вы думаете, он не обманет вас? – спросил Мартен, который околачивался поблизости и слышал весь разговор.

– Нет, не обманет, – ответил Эльстон. – Не такой он человек. Двенадцать тысяч луидоров, черт меня дери, двенадцать тысяч! Нет, ты мог представить себе такое?

– Сначала их надо еще получить, – рассудительно ответил Мартен.

Как показали последующие события, он оказался совершенно прав.

На следующий день, ровно в полдень, Алексей стоял в той же комнате.

Штатный соблазнитель встретил его в дверях виллы. По случаю своего грядущего богатства Эльстон приоделся и побрызгал на себя туалетной водой, которая в те времена стоила целое состояние. По величавым манерам и скромно-торжествующей улыбке Эльстона можно было запросто принять за наследного принца, к которому явился гонец с известием, что королевский трон наконец-то стал вакантным.

По пятам за Кавериным шагал слуга Мартен, пыхтя от осознания важности своей миссии. Фредо Болтун таки поручил ему присматривать, чтобы гость ненароком не учудил чего-нибудь.

– Надеюсь, деньги у вас? – спросил Эльстон, нервно потирая руки.

Алексей молча достал вексель на предъявителя, из которого следовало, что банк братьев Фуке обязуется по первому требованию отсчитать подателю сего двенадцать тысяч золотых в звонкой монете. Лицо Эльстона при виде документа слегка омрачилось.

– Честно говоря, – промолвил он, деликатно кашлянув, – я предпочел бы наличные.

Мартен за спиной Каверина облизнул губы.

– Нет ничего проще, – спокойно отвечал Алексей. – Как только я получу письма, мы прокатимся в банк, и вы получите свои деньги. Не волнуйтесь, – добавил он почти презрительно, – вексель настоящий.

Эльстон нервно потер усы. Зрелище бумажки, в которой заключалось целое состояние, и завораживало, и манило его, но, как и всякий мошенник, больше всего на свете он боялся быть обманутым.

– Можно взглянуть? – спросил он наконец, протягивая руку.

Получив драгоценную бумагу, он отнес ее к столу и стал изучать подписи и печати. Мартен подошел к нему и, сопя, тоже рассматривал заветный лист. Алексей, которому надоело стоять, сел в кресло. Часы на камине показывали уже четверть первого.