Видок бушевал. Он вошел в номер, швырнул свой высокий цилиндр, так что тот перелетел через всю комнату, и разразился ругательствами.

– Доктор! Получил наследство! Знаем мы эти наследства! Мерзавец! Продал «Принцессу грез», а дуракам сказал, что получил деньги по завещанию родственника… А, черт подери!

– И какая ирония судьбы, – заметил Алексей. – Ему пришлось осматривать труп того самого человека, которого он же и замуровал…

Видок в сердцах пнул стул и сел. Он подпер щеку рукой и мрачно задумался.

– Может, наведаемся к доктору? – предложил Алексей.

Видок злобно покосился на него.

– И что мы ему скажем? «Милостивый государь, будьте добры, признайтесь, куда вы дели зеленый бриллиант короны?» Так, что ли?

Он явно был не в духе. Алексей помедлил и подошел к двери.

– Куда вы? – окликнул его Видок.

– Я пойду к себе, – ответил молодой человек. – Если я вам понадоблюсь…

Видок в ответ только рукой махнул. И Каверин ушел.

На самом деле, воспользовавшись зарекомендовавшей себя тактикой, Алексей нашел хорошенькую служанку, работавшую в гостинице, и разговорился с ней. Он признался, что недавно был ранен на дуэли, а теперь вынужден путешествовать, да вот рана что-то стала его беспокоить. Не подскажет ли ему мадемуазель Алис, кто в Тулузе самый что ни на есть лучший доктор?

Мадемуазель Алис, польщенная и заинтригованная, без промедления выложила ему подноготную всех тулузских докторов. К доктору А. лучше не обращаться: он стар, да и, что греха таить, закладывает за воротник. Доктор Б. не пьет и дело свое знает, да вот беда – дерет безбожные деньги. Доктор В. лучше всех, только он живет на другом конце города. Доктор Роллен живет ближе, и он ничем не уступает ни доктору А., ни доктору Б., ни доктору В.

– Вы меня уговорили, – сказал Алексей, улыбнувшись самой обаятельной и сердечной из всех своих улыбок. – Решено: еду к доктору Роллену.

Он взял фиакр, совсем не похожий на элегантные парижские фиакры. Этот был почти развалиной, и тащила его лошадь, тоже сильно смахивающая на развалину. Тем не менее через каких-нибудь полчаса тряской езды в неудобном экипаже Алексей очутился у дома мсье Роллена.

Дверь отворила старая служанка. Молодой человек объяснил ей цель своего визита, и она пригласила его войти.

Доктору Роллену было около сорока лет. Он был темноволосый, кареглазый и говорил с сильным южным акцентом.

– Удар шпагой? В грудь? Посмотрим, посмотрим…

И Каверин дал себя осмотреть.

– Вдохните… Здесь не больно? А здесь? Потрясающе! Знаете, мсье, а вы ведь могли не оправиться после такого удара… Просто поразительно!

– Что именно? – осведомился Алексей, которого забавлял энтузиазм доктора. Сам он не видел в своей ране ровным счетом ничего особенного.

– Все вместе, – искренне ответил Роллен. – Я знал только одного человека, которому на дуэли повезло так же, как и вам… Впрочем, лучше бы ему не повезло, – добавил он, нахмурившись.

– О ком вы говорите? – удивился Алексей. – И почему ему не должно было везти?

– Вы ведь не здешний, кажется? – спросил доктор, глядя на Каверина карими пытливыми глазами.

– Нет, я… гм… проездом.

– Вот и прекрасно. Сядьте-ка сюда, я сменю вам перевязку. Надо вам сказать, мсье, что я родился в Тулузе, окончил местный университет и всю свою жизнь провел здесь. В те годы у меня был закадычный друг по фамилии Трибуле. Неплохой парень, да только беда – чересчур горячий. Это его и погубило. Ни в чем он не знал меры. Если он что-то думал, ему надо было обязательно сообщить свои мысли тысяче людей. Сами знаете, некоторым это не очень нравится, и из-за своей откровенности он не раз попадал в дурацкие истории. Однажды, дело было еще в университете, ему пришлось даже драться на дуэли. Ну, тот молодчик, с которым он дрался, шпагой умел не только маргаритки сшибать. Короче, не успели мы ахнуть, как Трибуле очутился на земле. Мы бросились к нему, я посмотрел, куда вошло лезвие… Ну, думаю, все, пропал мой товарищ. А он поднял голову и засмеялся. Вот какой был человек… Потом выяснилось, что шпага скользнула по грудной кости и это смягчило удар. В общем, Трибуле выжил… Так не туго?

– Нет, мсье. А что стало с вашим другом?

Доктор вздохнул.

– К сожалению, кончил он плохо. Его сослали в Новую Каледонию, и я больше не имел от него вестей.

– Сослали? За что?

Роллен нахмурился.

– Дело в том, что мой друг был сторонником императора Наполеона, а в то время, после Реставрации, это было довольно опасно… Не помню, что там Трибуле написал – то ли памфлет на короля, то ли просто похвалу умершему императору… В общем, что бы это ни было, написанного оказалось вполне достаточно, чтобы угодить под суд. Мне кажется, Трибуле сам не ожидал такого поворота дела. В то время у меня была небольшая практика в предместье, а Трибуле еще учился, но частенько подменял меня. Я тогда нередко отлучался – моя тетушка жила в Сен-Лисе и хворала, а она была довольно богата, и, знаете, мне не хотелось, чтобы она забыла вдруг упомянуть меня в своем завещании. Я тогда как раз собирался жениться, – прибавил доктор просто, – и мне деньги были очень нужны.

– Значит, – спросил Алексей, – Трибуле вас подменял?

– Да. Его арестовали в последний день сентября, когда я вернулся из Сен-Лиса. – Роллен вздрогнул. – Я никогда не забуду, какой у него был ужасный взгляд, когда его тащили жандармы… На суде его обвинили чуть ли не в заговоре против короля. Все присутствующие знали, что это чушь, что Трибуле шалопай, но он бы и мухи не обидел… Был там один прокурор, который очень хотел выслужиться, и мой друг получил двадцать лет каторги. Поэтому я и говорю – может, зря он не погиб на той дуэли… Все, мсье, перевязка окончена. Можете одеваться.