— Говорит комиссар Каин, — вмешался я. — Оставайтесь начеку. Сфокусируйтесь. Стреляйте во все, что движется и не является одним из наших. Вы поняли?

— Да, сэр. — Мое внушение, кажется, сработало, поскольку голос солдата стал менее дрожащим. — Движемся к следующей отметке.

— Хорошо, — ответил я, надеясь приподнять провисающий на глазах боевой дух отряда. — Помните: Император — наша защита.

Мне едва удалось договорить эту избитую фразу до конца, когда канал вокса внезапно утонул в звуках, которые громовым, перекатывающимся эхом донеслись до нас через несколько секунд и в реальности. Крики, беспорядочные выстрелы лазерных ружей на полном автоматическом режиме огня и еще звук, который вздыбил волоски на моей спине, — мелодичный, совершенно нечеловеческий смех. Мгновение спустя звуки столь очевидно бесполезного для одной из сторон боя внезапно оборвались.

— Четвертый отряд, докладывайте! — взвыл Наллион, но не получил никакого ответа.

Честно говоря, тот, кто на нашем месте действительно рассчитывал бы на ответ, был бы самым большим оптимистом в этой звездной системе.

— Что нам делать, сэр? — спросил Варант, и через мгновение я осознал, что он смотрит только на меня, совершенно не обращая внимания на голос своего лейтенанта.

Я быстро оценил ситуацию. Отступление, которое в списке возможных решений у меня всегда стояло на хорошем счету, было невозможно. Кроме того факта, что оно сильно подмочит мою репутацию, таким образом мы подставились бы под Император знает какой объем огня в спину, пробираясь от дома назад по огромному открытому газону. Я же никак не собирался делать из себя мишень для несложных упражнений в стрельбе какого-нибудь гражданского да еще и шлюхи, у которой появилась новая шумная игрушка.

Поэтому я лишь пожал плечами, прилагая все усилия, дабы выглядеть неколебимо, и постарался заставить звуки нормально вылетать из внезапно пересохшего, как горячая сторона этого мира, рта.

— Мы завершим то, что начали, — просто ответил я. — В этом месте скрывается что-то нечистое, и мы должны удалить эту скверну.

В тот момент уже было болезненно очевидно, что мой тщательно выдуманный повод направиться именно сюда оказался не более и не менее чем правдой. Это, я полагаю, доказывает по меньшей мере тот факт, что Император обладает великолепным чувством юмора.

Что до меня, то я в свое время повидал достаточно колдовства, дабы понимать, что лишь прямая и непосредственная конфронтация является единственным шансом на выживание, когда встречаешь подобного врага. Не особенно большим шансом, конечно, но пытаться бежать — значит только дать врагу время набраться сил и прийти за вами уже на своих собственных условиях, а не на тех, которые навяжете ему вы.

— Я очень надеюсь, что эта критика не обращена к нашим уборщикам, — прозвучал новой, медоточивой йотой незнакомый голос. — Они, знаете ли, стараются как могут, но это место такая старая развалюха, что сложно поддерживать его в хорошем состоянии.

Женщина, произнесшая эту тираду, лучезарно улыбнулась и проследовала легким шагом в комнату, будто найти в ней два десятка вооруженных мужчин, стоящих над телами соратников, было для гостьи самой естественной вещью на свете. Я начал инстинктивно поднимать пистолет; палец уже застыл на спусковом крючке, но почему-то словно скованный морозом. Только сердце колотилось, как молот: я ведь был на полосок от того, чтобы застрелить Эмберли! На мгновение или около того я настолько испугался, что меня охватил буквально паралич изумления, который, надо сказать, я прежде считал лишь стандартной фигурой речи, используемой в наиболее нетребовательной к читателю популярной литературе.

Улыбка Эмберли слегка расцвела, когда она глянула на меня и на кучку солдат, в руках которых — теперь уже безвольно — болтались лазерные ружья.

— Я знаю, что вам, должно быть, удивительно видеть меня здесь, — промурлыкала она, и ее слова прозвучали невозможно ласково и соблазняюще.

Что-то пыталось пробиться к моему мозгу сквозь чувства, переполненные видением ее — такой милой, как тогда, в момент последнего расставания, с цветком хеганты в волосах, который я, подчиняясь порыву, сорвал с куста и заложил за ее ушко.

— Маргритта? — спросил один из солдат, будто неспособный поверить своим глазам, и прорастающая в сознании мысль начала обретать более четкие очертания: что-то шло очень неправильно...

— Да, любовь моя, — протянула руку Эмберли, нежно провела ею по щеке солдата, и внутри меня будто прорвался вулкан раскаленной добела ревности.

Но прежде чем я смог хоть как-то отреагировать на это чувство, солдат вскрикнул, его тело свело судорогой. Он, казалось, сморщился подобно высохшему плоду, прежде чем рухнуть на пол.

— Комиссар? — Юрген с недоумением на лице потянул меня за рукав. — Вы позволите ей делать такое?

— Она — инквизитор, — заговорил было я. — Она может делать то, что ей вздумается...

И тут я снова поглядел на нее, но Эмберли исчезла (хотя, разумеется, никуда она не исчезала, потому что ее там и не было, но вы меня поняли). На ее месте, над скрюченным телом поверженного солдата, стояла коренастая женщина средних лет, в не особенно идущем ей розовом платьице, которое неплохо смотрелось бы на ком-нибудь десятком лет моложе и многими килограммами стройнее. Теперь она смотрела уже только на меня, и на ее лице, в толстых, напоминавших свиноматку чертах, росло выражение удивления и возмущения.