Но вот почти век прошёл, появился Гитлер. Он считал арийскую душу загадочной, а не русскую. А русскую душу он «видел насквозь». Поскольку в 30-х годах была коллективизация, за что крестьяне, естественно, благодарны не были, и голод, благодарности за который не бывает, непрочным должно быть такое государство. А люди всей душой должны были мечтать сменить его на любое другое. Поэтому планировал он разгромить армию в приграничных сражениях, после чего СССР — колосс на глиняных ногах — рассыплется. Защищать его никто не станет. Конечно, обстановка была в 1941 году несколько иной, чем в 1812-м. Вот Бешанов в книге «Танковый погром 1941 года» отмечает, что по количеству танков (25 тысяч) СССР превосходил фашистскую Германию более чем в 6 раз. И качество их было хорошим. И даже самых современных КВ-1 и Т-34 было больше, чем у фашистов современных Т-3 и Т-4. Да только из этих 25 тысяч реально едва ли половина была на ходу, а ещё их надо было уметь использовать. И вот уже в конце сентября 1941 года Вермахт перед наступлением на Москву имеет превосходство во всех видах техники над Красной Армией. То есть сгорели и танки и самолёты. Сотни тысяч солдат погибли, а миллионы сдались в плен. Т. е. правительство продемонстрировало немощь полную. Вот тут-то бы и восстать угнетённому народу. Ан нет, как раз тут-то армия начинает стоять насмерть. И мобилизуемые всё новые, новые, новые армии затыкают прорывы во фронте пушечным мясом, если больше нечем. В 1917 году в Петербурге случились 3-дневные перебои с хлебом, и тут же произошла Февральская революция. В 1941 году Ленинград (Петербург), оказавшись в блокаде, умирает от голода молча. Из 3,2 млн жителей в июне 1941-го к декабрю 1945 года в Ленинграде останется 1,4 млн человек. И никаких волнений не будет.

Я подчёркиваю, я не собираюсь здесь разбирать многочисленные промахи Сталина со товарищи, распутицу, мороз или промахи гитлеровских генералов. Речь не о том, почему последние не взяли Москву, Ленинград или Сталинград. Речь о том, почему народ, все промахи видевший, предпочёл смерть отступлению и плену. Вермахт не дошёл 1 км до Ленинграда, 16 км до Москвы, несколько сот метров до последних зданий Сталинграда и 4 км до перевалов Кавказа. Если у Мединского или ещё кого-то есть рациональные объяснения этой фатальной неспособности Вермахта сделать последний шаг, пусть их предъявит. Я же опять вынужден признать существование «загадочной русской души». Собственно, это же сделал и сам Сталин в своём знаменитом послевоенном тосте «за русский народ». И пусть кто-то загадочно молчит, а другой загадочно курит, это их проблемы, и не интересны они никому. Но вот если кто-то загадочно выигрывает мировые войны, первоначально попадая в безнадежную ситуацию, это интересно всем. Я совершенно согласен с Мединским, что не надо пихать загадочную русскую душу во все щели. И когда мы трясёмся по разбитым дорогам Подмосковья, не стоит утешаться тем, что эти же дороги когда-то помешали Гитлеру и Наполеону. Не дороги им помешали, и из нашей души качество этих дорог никак не вытекает. Но когда Мединский пишет: «Нет в истории России решительно ничего, что вразнобой не встречалось бы у других народов», — это явный полемический перехлёст. Не всем дано выигрывать мировые (общеевропейские) войны, находясь изначально в безнадёжной ситуации. И нет второй страны, у которой это качество воспроизводилось бы в веках.

Но критиковать-то все горазды, «а работать некому». Поэтому я сделаю попытку найти истоки «рабской покорности, долготерпения и загадочной русской души». Так, чтобы там, в этих истоках, все эти качества были совершенно рациональны. И пойти мне придётся далековато, в 1571 год. Есть и более ранние истоки, но о них я написал уже в книге «Проклятие России. Разруха в головах?» и здесь не буду повторяться. В 1571 году на Руси царствовал Иван Васильевич IV Грозный. Он в 1530 году родился и уже через 3 года взошёл на трон, но царствовал поначалу, естественно, чисто формально. В 1547 году он был коронован, как первый царь всея Руси, и начал царствовать уже неформально. Деяния его были настолько многообразны и противоречивы, что проще всего представить, что первые 13 лет, до 1560 года, царствовал один человек — Иван IV Христианнейший, а с 1560 года до 1584-го — другой, Иван IV Свирепый.

Иван IV Христианнейший своих соратников попусту не резал, но занимался борьбой с внешними врагами и постепенными реформами. В 1552 году он присоединил к Руси Казанское ханство, а в 1556 году — Астраханское. При этом он проявил всепрощение и кроткий христианский нрав. Всем обещал забыть старое и звал к себе на службу. И не только обещал, но ещё и выполнял. Поэтому никаких восстаний в бывших ханствах не случилось, а на службу к нему десятки тысяч новых воинов пришло. А ещё он наделил купцов Строгановых большими землями в Приуралье. Впоследствии именно они сформируют дружину Ермака, которая покорит Сибирь. А ещё царь осуществил Земскую реформу, Губную реформу, в 1549 году созвал первый Земский собор, в 1555–1556 годах отменил кормления и принял «Уложение о службе».

И всё при этом как-то обходилось без резни. И территорию Руси он удвоил, и реформы провёл, и книгопечатание ввёл.

Но вот в 1559 году жена его, Анастасия Романовна, заболела. Из-за московского пожара 1560 года царицу увезли в село Коломенское, где она вскоре и скончалась. Как и почему, не знаю, но Иван IV решил, что царицу опоили. Вообще-то, в те времена ещё не умели делать ядов, которые бы по нескольку месяцев действовали (она умерла 7 августа). Т. е. яд надо было подмешивать ежедневно, в малых дозах, в течение длительного времени. Конечно, это невероятно сложно. Да и сам царь считал, что жену его «чародейством» извели священник Сильвестр и Адашев. За что они и были осуждены. В подобную глупость поверить невозможно, но дела это не меняет. Вместо Ивана IV Христианнейшего на Руси появился Иван IV Свирепый.

Иван IV Свирепый никаких побед не одержал, ханств и территорий не присоединил, зато казнил многих соратников и землю свою разорил до невозможности. И если Иван IV Христианнейший при военной неудаче начинал укреплять войско и строить новые города, то Иван IV Свирепый сразу начинал искать изменников и карать их. Естественно, это никому не нравилось, и люди от него стали бежать в Литву. Жить-то хочется. А тогда ведь не было ни контрольно-пропускных пунктов, ни контрольно-следовых полос. Более того, главным развлечением бояр в те времена была охота. Выезжай якобы на охоту в одно из своих имений поближе к границе и езжай куда хочешь, никто не догонит, нет ведь телеграфа. Это Иван IV Свирепый быстро осознал, не дурак ведь был. И хватать стал уже за намерение сбежать в Литву, которое доказывалось путём признания подозреваемого на дыбе. На дыбе-то всякий признается, но этого Иван IV Свирепый не осознал. Конечно, у него были и взятия крепостей, и победы в сражениях, но поскольку он творцов этих побед при каждой неудаче норовил отправить на дыбу, то побед становилось всё меньше и меньше, пока совсем не стало. И успел он отметиться к 1571 году и погромом Новгорода и других городов, и удушением патриарха. И видных опричников уже начал казнить. И вот настал 1571 год и размирье с Крымским ханством. 100-тысячная орда Девлет-Гирея вторглась на Русь. Девлет-Гирей и раньше ходил на Русь, только безуспешно. Но это был не тот случай. Стал Иван IV скликать рать. И тут русские и другие его подданные повели себя совершенно рационально, ну чисто европейцы. К хорошему царю идём охотно и по первому зову, а к тирану или вовсе не идём, или шлём рать малую. Земство немногих прислало, а любимая его опричнина и вовсе прислала горькие слёзы. Набралось 6 тысяч. Куда ж с ними против 100-тысячного войска? Заперлись в Москве, а царь вовсе убежал в Ростов. А Девлет-Гирей Москву зажёг, и сгорело всё, включая Китай-город, дочиста, кроме каменного Кремля, и людей погибло тьма. А потом он, вдоволь поубивав народу и пограбив, ушёл назад, уводя огромный, 150-тысячный полон. Ну и что? Нет тут ни долготерпения, ни рабской покорности, ни загадочной русской души. НЕ ВСТАЛА ЗЕМЛЯ.

Но вот наступает следующий, 1572 год. Девлет-Гирей с не меньшим войском опять идёт на Русь. Требует он отдать ему Астраханское и Казанское ханства. И остановить его можно только ценой максимального напряжения всех сил, ценой жизни. И возникают вопросы:

— Сколько ещё мы должны терпеть такого царя?

— И если он опять сбежал (теперь в Новгород), то почему мы должны умирать за него?

— А не запереться ли нам опять в Кремле от такой-то угрозы?

— А не отдать ли Девлет-Гирею, что он требует?

И возникают ответы, вполне рациональные:

— Скинем царя, начнётся смута, и станет земля наша лёгкой добычей захватчиков;

— Пусть царь — тиран и трус, но не ему стоять в Кафе на рынке рабов, и разорение земли нашей каждого из нас коснётся гораздо больше, чем царя;

— Ещё одно-другое такое разорение, и армию будет не собрать и не прокормить;

— Если от Девлет-Гирея сейчас не отбиться, то когда он Астрахань и Казань получит, его уже и вовсе остановить не удастся, и погибнет земля наша.