– Как это понять?

– Как Женька с ним подружился, а потом еще женился на его сестре, так у нас все и пошло наперекосяк. – Она помолчала и опять вздохнула. – Я лично так понимаю: человек до той поры человек, пока работает, пока его дело зовет и ведет. А Вадим, сколько я его знаю, всегда не столько работал, сколько придуривался. И все над Женей смеялся: «Ты не специальность ищи, ты деньги ищи. С деньгами все получишь: и специальность, и всякие радости». А Женя, правда, метался. Профессии менял – то слесарем был, то электриком, то вот к токарному делу пристрастился. И я его в этом понимаю. Он у меня самый способный. Музыку очень любил, хотел поступать учиться, а денег на… инструмент… на скрипку не было. Ваня уж работал тогда и отрезал: «Пусть сам зарабатывает. Не все мячики гонять». Тоже верно… Женя тогда в футбол играл, за ним, как за девочкой, ухаживали, в свои команды звали… И любили его товарищи. Он учился хорошо и всем помогал. И еще, он гордый. Когда Иван отказал в скрипке, он копейки у него больше не попросил. Учился. В вечерний институт поступил. Тут – ребенок. У Жени опять гордость: сам семью подниму, без чужих обойдемся. Работал, правда, здорово, но институт бросил. Вот. А уж когда Вадим после отсидки вернулся, у них какая-то особая дружба пошла. Пить-то они пьют, это верно. Но только чует мое сердце, здесь не только в выпивке дело. Женя – человек железный. Он на водку просто так не позарится. Это вот Иван – этот да… Этот рос слабеньким, ему всегда доставалось. У него характер мягкий, его всякий в руки возьмет. А Женя, он кремень. Все, что решал, всего добивался, а если видит, что не выдюжит, – и не берется. Вот почему я и думаю: нет, тут не выпивка.

– А что же может быть еще? – осторожно осведомился Николай.

– Не знаю. Но только как-то ввечеру я у него спросила в хорошую минуту, скоро ли он за ум возьмется – ведь молодой еще. Он задумчиво погладил меня по плечу и сказал: «Ладно, мать, сыграю один раз – либо пан, либо пропал. Выйдет – все в порядке. Нет – опять в порядке. Поверну круто». А что за дело – не сказал. А если б он за ум взялся, на нем бы вся наша семья удержалась. Он сильный. Аркашка – тот еще шалопут, мальчишка. А Женя – мужчина.

Они разговаривали долго, и Николай многое узнал о братьях. На прощание он посоветовал:

– Сказали бы вы жене Ивана, чтобы она передачу собрала и… письмо, что ли, потеплее написала.

– Я уж к ней на работу ездила. Убивается. Теперь, конечно, тоже локти кусает – не уберегла мужика, все на своем гоноре ехала. Нет, правду я говорю, ругают мужиков-то, а ведь и наша сестра тоже виновата. Мы в ихнюю жизнь тоже мало заглядываем. Все больше ругаемся. Это уж я вот к старости поняла. Все заняты, все дела да заботы, а вот друг дружке в душу заглянуть – некогда…

На улице его охватила тяжелая послеобеденная жара. Пылали стены домов, пылал тротуар, и даже, кажется, деревья и те отдавали сухим печным жаром.

Грошев зашел в кафе, заказал мороженое, газированную воду и… сухое красное вино. Посмеиваясь над собой, закрасил воду и жадно выпил. Голова прояснилась.

«А что, рецепт, кажется, дельный». И потому, что «тропический» рецепт принадлежал Ивонину, он подумал о нем, а потом о деле.

За столиками сидели школьницы, студентки, какой-то парень в белой водолазке, пожилая женщина со скорбным лицом. Студентки о чем-то спорили, и одна из них слишком громко, убежденно сказала:

– Нет, кофточка у нее белая!

– Она домашней вязки, а значит, с желтизной, – возразила другая.

И вдруг вспомнилось одно несоответствие в показаниях потерпевших. Отец утверждал, что они догнали жуликов у бочки с квасом, а сын написал, что милиционер подошел в тот момент, когда мужчина в красной рубашке заглядывал в стоящую у обочины белую «Волгу». Само по себе такое несоответствие в показаниях не имело значения – вдоль тротуара всегда стояла вереница автомашин. Значит, можно было пить квас и одновременно заглядывать в белую машину. Но Николая насторожила мелочь, совпадение: у потерпевших машина была белая и Вадим заглядывал в белую «Волгу». Мелькнула еще смутная догадка, но Николай постарался отбросить ее: не верилось, чтобы преступники, обворовав одну белую машину, сразу же пытались обворовать другую. Не такие уж они дураки. Ведь должно же быть у них чувство самосохранения.

Но с другой стороны, прихватив краденое, странные жулики даже не пытались уйти подальше, спрятать ворованное, словом, обезопаситься.

Неужели это все-таки не столько кража, сколько пьяная полухулиганская выходка? Ведь все были на крепком взводе.

Николай быстро расплатился и побежал на работу. Кинув папку с документами на стол, он уселся за телефон и обзвонил все городские отделения милиции, задавая только один вопрос:

– Не было ли у вас случаев кражи из машин?

Ответы его озадачили. За последние месяцы было зарегистрировано четыре кражи из машин. Все четыре машины оказались белыми. Из трех взяли портфели.

Что в них было?

К счастью, в наши дни портфели используются чаще всего как авоськи – солидней. Поэтому ничего серьезного в них не оказалось – покупки, книги. В одной машине исчез портфель, но остались покупки.

Неожиданная, почти невероятная догадка подтвердилась слишком уж легко: оказывается, кто-то и в самом деле ворует портфели из белых «Волг». Но почему эту закономерность не заметили другие? Ведь это, в сущности, очень просто. И тут же ответил себе: кражи совершались в разное время, регистрировались разными отделениями милиции. Закономерность, растекаясь во времени и в пространстве, теряя очертания, становилась незаметной.

Правда, эту закономерность, хоть и с трудом, можно объяснить и капризом странных жуликов и тем, что машины цвета «белая ночь» очень распространены.

Но тут сразу обнаружилась промашка – Николай не уточнил номеров обворованных автомобилей. Он снова обзвонил отделения, записал адреса потерпевших и без труда установил новую закономерность: жулики обворовывали машины с одним и тем же буквенным индексом и только с номерами, начинающимися на 25…

Грошев пошел к Ивонину.