— Как давно ты живешь у отца Доминуса? — спросила она.

— Не знаю. Вроде бы я и не помню, чтоб жил где-то еще. Мы с Терезой самые старшие и дольше всех с отцом.

— Да, Тереза говорила. И еще, что отец привез Джерома из Шеффилда. Ты тоже из Шеффилда?

— Не знаю. Джером, он особ статья, говорит отец. Умеет читать и писать.

— Тебя мучил плохой хозяин?

— Чего плохой?

— Плохой хозяин. Злой мужчина, который порол тебя, чтобы заставить работать.

— Отец Доминус не порет, — был ответ, прозвучавший недоуменно.

— Что вы едите?

— Свежий хлеб, который печем. Сливочное масло, джем, сыр. Жареную говядину на обед по воскресеньям. Тушеное мясо. Похлебку.

— Какую похлебку?

— Когда как. Но хорошую.

— Кто готовит?

— Тереза. Камилла помогает и другие девочки по очереди.

— Так что вы не голодаете.

— Что значит, голодаете?

— Не чувствуете все время голода, потому что еды мало.

— Нет.

— Что вы пьете?

— Слабое пиво. Горячий шоколад по воскресеньям.

— А пудинги?

— Пирожки с патокой. Паровой пудинг. Пирожки с ревенем. Сливки.

— У вас есть коровы?

— Нет. Джером привозит молоко и сливки.

— У вас есть день преклонения?

— Преклонения?

— Здороваться с Богом. Благодарить его за Его Доброту?

— Нет. Мы благодарим отца Доминуса.

Вот это интересно! Значит, Бог отца Доминуса — его собственный и детей не касается. Видимо, они принадлежали Иисусу, хотя во время следующей прогулки будет интересно спросить брата Игнатия, что ему говорилось об Иисусе.

Но когда отец Доминус появился на следующий день, Мэри испугалась, что она лишилась прогулок. Творец Космогенезиса был недоволен своим писцом.

— Вы перепутали мои страницы! — обвинил он ее, еще стоя.

— Ах, неужели? — спросила Мэри, само недоумение. — Прошу прощения, отче. Без часов или какого-либо другого измерителя времени, боюсь, я замешкалась. Я разбирала страницы, удостоверяясь, что ни на единой нет какой-либо ошибки, и вы застали меня врасплох. Я собирала второпях, позабыв разобрать их. Пожалуйста, простите меня, прошу вас!

Он чуть расслабился, но его лицо не смягчилось.

— Ну, так очень удачно для вас, что вы пронумеровали страницы, — сказал он сухо. — Жаль, вы не печатаете, как в подлинной книге.

— Единственные, кто это умел, отче, — сказала она, еле сдерживаясь, — были средневековые монахи. Полагаю, я сумею научиться, но есть ли у вас время позволить мне учиться?

— Нет, нет, нет! Сегодня мы трудимся. Начните так: «Свет есть зло, сотворенное Люцифером по собственному образу и подобию. У Бога нет глаз, но Люцифер взял две искры из своего тела и превратил их в глаза, чтобы видеть собственную красоту. Вот в чем зло света — его красота, соблазнительность, его способность ослеплять, ошеломлять и парализовать разум, открывать его для козней Люцифера». — Он умолк и поглядел на нее. — У вас волосы Люцифера, — сказал он. — Предостерегаю вас, сестра Мэри, что я увидел в вас дьявола, даже пока вы лежали без сознания на том бугре. Однако Бог послал мне вас в ответ на мои молитвы, а кто предупрежден, тот вооружен. Вы доказали целительность моего лечения отека мозга, а теперь вы служите мне писцом. Но я знаю ваше происхождение! Никогда этого не забывайте!

Затем он вернулся к своим рассуждениям о Люцифере, замешанным на ненависти к обычному феномену света, убедившим ее, что с потерей зрения доскональное изучение пещер на протяжении тридцати пяти лет толкнуло его отвергнуть мир, который он более не мог видеть, или едва-едва. На земном шаре хватает людей, почитающих пещеры, даже считающих их обиталищем своего Бога, но мало кто истолковал это как завет питать отвращение и страх перед самым волнующим творением Бога — светом. Все почти бесчисленные оттенки серого были вытравлены из философии отца Доминуса, оставив ему черноту Бога и белизну Сатаны, которого он называл Люцифером из-за латинского наименования — Светоносец. Беспощадная вера фанатика — а они есть в любом религиозном вероисповедании, — но недостаточно категоричная для отца Доминуса, чей ум к тому же был особого склада.

Каким был он в тридцать пять лет: здоровый, бодрый, истинно гениальный? Эти лампы! Его панацеи и эликсиры, его энергия и увлеченность. Когда-то, не сомневалась она, человек редких талантов. Но теперь — помешанный. Старый, почти ослепший, опирающийся на преклонение кучки детей, чтобы подпитывать иссохшее сердце. Да и преклонение второго порядка: ему не требовались развитые умы среди его поклонников, а потому он скрыл от них магию букв и цифр, обучил их аптекарским выражениям, не растолковывая их смысла, поставил себя несравненно выше них — и предоставил своему подручному, брату Джерому, применять менее приятные аспекты дисциплинирования, таким образом сваливая страх и ненависть на Джерома, будто причиной их был вовсе не он.

Джером… Обособленный чужак, привезенный из Шеффилда, предположила Мэри, в возрасте старше, чем остальные дети. Тереза и Игнатий настаивали, что не помнят прошлого хозяина, хорошего или плохого, и категорически заявили, что этого никто из детей не помнит. Снадобье, изгладившее их воспоминания? Вполне возможно. Или он просто никогда не крал их у плохих хозяев?

Эти пещеры! В других местах их обитателей называли троглодитами, но они составляли единую общину от глубоких стариков до новорожденных и не были искусственно собранной группой, как Дети Иисуса. От Терезы она узнала, что ее каморка находится очень близко от кухни, где Тереза и ее маленькие помощницы пекли хлеб, готовили тушеное мясо, жареную говядину, пирожки, похлебки, пудинги. Никто из Детей Иисуса не заболевал, не чахнул от туберкулеза, и при условии, что они трудились в лаборатории (одно из ученых слов, которым он их обучил, не объясняя их смысла), если речь шла о мальчиках, или в упаковочной комнате, если речь шла о девочках. Они были свободны бродить из Южных пещер в Северные, и даже снаружи, если им хотелось.