Просто не верилось! Части Пемберли, открытые гостям, содержались в безупречной роскоши, но скрытые от их глаз части находились в полном небрежении.

— Классная комната! — объявила Джорджи, обводя ее широким жестом. — Девочки, это тьютор Чарли, Оуэн. Оуэн, это мои сестры. Сюзанна — Сьюзи — почти шестнадцать, Анне тринадцать, а Катерине — Кэти — десять. А это наша гувернантка мисс Фортескью. Она — прелесть, и мы ее любим.

— Джорджиана, вы не можете приглашать джентльменов на чай! — сказала прелесть мисс Фортескью, не потому, что была излишне осторожной, предположил Оуэн, но зная, какими неприятностями может обернуться ее выходка, если станет известной ее маменьке.

— Еще как могу. Садитесь, Оуэн. Чаю?

— Да, пожалуйста, — не желая отвергнуть эту чудесную возможность познакомиться с сестрами Чарли, сказал Оуэн. К тому же чай был сервирован в его вкусе — три разных сорта кексов, глазированные булочки — и ни единого куска хлеба с маслом.

Час с женской частью семьи Дарси околдовал его.

Джорджи была бесподобна; если ее убедят облечься в модное платье и болтать на светски приемлемые темы, она возьмет Лондон штурмом даже и без этих девяноста тысяч фунтов. А с ними каждый холостяк нацелится на нее, и некоторые с такой покоряющей внешностью и галантностью, что, подумал Оуэн, устоять она не сможет. Позднее он отказался от этого вывода. Стальная натура, Джорджи:

Сьюзи была более светловолосой, чем остальные, но не до белобрысости бровей и ресниц. Голубые глаза и шелковистые льняные волосы. Чрезвычайно гордая ее талантом мисс Фортескью достала ее рисунки и картины, которые, должен был признать Оуэн, далеко превосходили обычные маранья и мазню школьниц. По натуре она была тихой, даже застенчивой.

Анна более темноволосая, чем остальные, и единственная с карими глазами. Какое-то скрытое высокомерие указывало, что она — дочь мистера Дарси, но она обладала и обаянием Элизабет и была очень начитана. Ее целью, сказала она без ложной скромности, было писать трехтомные романы в духе мистера Скотта. Приключения привлекали ее больше любовных воздыханий, а девицы, томящиеся в подземельях замков, это вообще глупость.

Кэти была еще одной каштанововолосой, но если глаза ее брата были серыми, а Джорджи зелеными, то у нее они отличались глубокой синевой, поблескивавшей шаловливостью бесенка. Она сообщила Оуэну, что отец отшлепал ее за сдабривание его постели патокой. И не проявила ни малейшего раскаяния. Единственной ее честолюбивой целью, казалось, было схлопотать побольше шлепков, что, истолковал Оуэн, как способ продемонстрировать, что она любит отца и не боится его.

Было ясно, что все четыре девочки истосковались по обществу взрослых, и Оуэн обнаружил, что жалеет их. Их статус был статусом сказочных принцесс, и подобно всем сказочным принцессам, они были заперты в башне из слоновой кости. Ни одна не была кокеткой и ни одна не считала свою жизнь достаточно интересной, чтобы завладеть разговором; они искали узнать мнения Оуэна и сведений об огромном мире снаружи.

Компания растерялась, когда в комнату вошла Элизабет. При виде мистера Гриффитса ее брови поднялись, но Джорджи бесстрашно ринулась в сечу.

— Не виновать Оуэна! Это я!

— Не вини, — машинально поправила мать.

— Знаю, знаю, такого глагола нет! Он не хотел идти, а я заставила.

— Кого?

— Да Оуэна же! Честное слово, мама, вы так заняты исправлением наших оговорок, что никогда не успеваете выбранить нас!

— Оуэн, можете пить чай в классной комнате, когда угодно, — невозмутимо сказала Элизабет. — Ты довольна, Джорджи?

— Спасибо, мама, спасибо! — воскликнула Джорджи.

— Спасибо, мама! — хором поддержали ее остальные.

Оуэн придержал дверь, пропуская Элизабет вперед. Она продолжала идти дальше по нескончаемому коридору к более внушительной двустворчатой двери, а пройдя следом за ней, он оказался в той части дома, которую Дарси называли «публичной», возможно, потому, что она была открыта для посещения публикой, когда семья отсутствовала.

— Вы недоумеваете, почему такая большая часть Пемберли не содержится в безупречности, — сказала она, вводя его в голубую с белым Голландскую комнату, полную Вермеров и Брейдлей с парой Рембрандтов на самых видных местах и полотном Босха, укрывшимся за экраном.

— Я… э… — Он запнулся, не находя, что сказать.

— Ремонт будет произведен, когда Кэти начнет выезжать — через восемь лет. Хотя вид и непрезентабельный, но стены, потолки и все прочее в прекрасном состоянии. Требуется только покраска да замена некоторых балясин и ступенек. Много поколений назад тогдашний Дарси постановил, что непубличные помещения ремонтировались бы не чаще, чем раз в тридцать лет, и это превратилось в неписаный закон. Пройдет только двадцать семь лет к совершеннолетию Кэти, но Фиц полагает, что это достаточно долгий срок. Признаюсь, я предвкушаю это и не допущу, чтобы краска была коричневой. Такой темный цвет!

— Это включает и комнаты слуг? — спросил он.

— Боже мой, нет! Постоянные слуги живут на два этажа выше, их комнаты подновляются через десятилетние промежутки, как и вся публичная часть дома. Комнаты у них приятные и хорошо оборудованные. Я считаю, что слугам следует обеспечивать комфорт. Состоящие в браке живут в коттеджах в деревушке совсем близко. Ну а слуги вроде моей камеристки Хоскинс и Мида, камердинера мистера Дарси, имеют по несколько комнат.

— Вы должны потреблять большое количество воды, сударыня.