Мое сердце колотилось так же сильно, как и у Мэтта. Вокруг ерзали ребятишки, но я могла думать только о его теплом дыхании на моих волосах. Прямо перед глазами — контраст грубой ткани его майки и нежной кожи плеча.

Английская речь звучала за дверью целую вечность, но вот ее сменили обычные фабричные шумы. Дверь отворилась, малыши пулей выскочили наружу.

Я нехотя отодвинулась от Мэтта, но он удержал меня, обняв за талию:

— Погоди.

Другой рукой прикрыл дверь, потом притянул меня ближе, голова моя опустилась ему на грудь. Прежняя боль в сердце отступила, на смену ей пришло странное чувство — как будто наконец делаешь выдох, не подозревая, что до сих пор задерживал дыхание. Его пальцы запутались в моих волосах, я ощущала их тепло, потом решилась взглянуть на него. Луч света, падающий из маленького окошка над дверью, пронзил шевелюру Мэтта. Золотистые глаза сияли в полумраке. И вот мы уже растворяемся в пылающей нежности поцелуя, и буйное полуденное солнце меркнет на фоне желания — Мэтт и только Мэтт.

Поцелуй иссяк, но тут же начался следующий, а за ним еще, и еще. Через какое-то время Мэтт отстранился, хриплым, совершенно незнакомым голосом пробормотав:

— Меня, наверное, ищут.

— Меня тоже, — выдохнула я.

Мы целовались снова и снова, пока я не напомнила себе, что у него есть девушка и эта девушка — не я. Мне немедленно захотелось все это прекратить, я отодвинулась.

— Ну ладно, все, пока, увидимся.

Взгляд его сфокусировался не сразу.

— Ага, увидимся. — Он уже положил ладонь на ручку двери, но, помедлив, произнес: — Кимберли, я не могу взобраться на твою высоту. — И, понурившись, вышел.

Я осталась в одиночестве в мужском туалете, опершись дрожащей рукой о край раковины. Он думает, что недостаточно хорош для меня, когда на самом деле именно я его недостойна.

После работы Вивиан ждала его на обычном месте. Стыдно признаться, но я подглядывала и видела, как он поцеловал ее в губы. Потом коротко обернулся, на лице мелькнуло виноватое выражение — он был уверен, что я наблюдаю за ними.

Вроде ничего особенного — несколько поцелуев в темноте, — но вполне достаточно, чтобы в сердце моем образовалась огромная кровоточащая рана.

У меня не осталось ничего, кроме гордости. С Парком я была добра, как всегда, но зато начала демонстративно флиртовать с другими парнями с фабрики, особенно когда Мэтт мог это заметить. С самим Мэттом я держалась дружески-прохладно. Воображала, что я окружена толстой стеной льда, которую ему ни за что не преодолеть. Возможно, мне лишь казалось, но порой я ловила его внимательный взгляд и понимала, что Мэтт наблюдает за мной. Он чаще обычного появлялся в поле зрения и всячески выпендривался: падал на пол, отжимался на одной руке и тому подобные штуки. Но, что бы он ни делал, неизменным оставалось одно: он выбрал не меня, а Вивиан, и ни один из его трюков не мог перевесить этот единственный факт.

Я помнила, кто ждет его по окончании рабочего дня. К счастью, из-за скользящего графика я не слишком часто встречалась с ней, но мне и малого было достаточно. Хуже того — она мне нравилась. Вивиан была доброй и неглупой девушкой. Она же не виновата, что родилась такой эффектной. Множество картин хранилось в моей памяти: Мэтт с пакетиком сладостей — засахаренные семена лотоса — для нее; обнявшись, они входят в аптечную лавку: однажды я даже видела их в храме, они зажгли благовония от лампы и вместе опустились на колени для молитвы. Как много изощренных пыток готовит нам любовь…

В конце концов я во всем призналась Аннет, своему верному советнику, и та сказала:

— Со стороны отношения могут выглядеть совершенно иначе, чем они есть на самом деле. Можно гораздо сильнее любить кого-то недоступного, чем человека, с которым встречаешься каждый день.

Аннет единственная знала о моих страданиях, но, похоже, и она не подозревала об их истинной глубине. Сама она всегда влюблялась совершенно безнадежно и безответно. Но ее слова пробудили во мне надежду, чего я, собственно, и добивалась.

Перед вечеринкой у Курта я пришла к Аннет пораньше. Меня, конечно, огорчало, что Ма осталась на фабрике одна, но так хотелось разочек повеселиться, как все нормальные ребята моего возраста.

— Рада видеть тебя снова. — Миссис Эйвери поцеловала меня в щеку.

Она мне очень нравилась, хотя мы редко встречались.

Аннет одолжила мне одежду, из которой сама выросла. Кремовое платье сидело на мне отлично, но оказалось короче любого из моих нарядов. Я чувствовала себя невероятно отважной, прислушиваясь к шуршанию ткани над голыми коленками. Размер обуви у нас был одинаковым, так что удалось позаимствовать и пару босоножек. Потом Аннет накрасила меня. Со времен нашего первого похода в кино она стала опытным визажистом. А уж когда она привела в порядок мою прическу, я с трудом узнала себя в зеркале.

— Потрясающе выглядишь, — констатировала подруга.

— Ты лучше всех! — бросилась я ей на шею.

Аннет нарядилась в обтягивающее платье с разноцветным принтом, прихватила кожаную сумочку своей мамы.

— Ты тоже великолепно выглядишь. — Я осторожно поправила прядь, упавшую ей на лоб.

До дома Курта, в районе Семидесятых улиц, нас подбросила миссис Эйвери. Швейцар открыл дверь машины. В холле за стойкой портье сообщил, как найти квартиру Курта.