– Меня интересуют имена, фамилии и должности тех людей, что дежурят сегодня по линии Спецотдела на посту возле нашего офиса в Вознесенском! Конкретно тех двух, что передвигаются на черном внедорожнике.

– Добро, перешлю файл, когда он будет готов.

Редактор и водитель выбрались из микроавтобуса. Павел Алексеевич при этом не забыл прихватить из салона палку с костяным набалдашником. С этим атрибутом, как и с черными очками, он расставался лишь во время сна.

Водитель, выполняющий по совместительству функции телохранителя, свободен от поклажи. Надо сказать, что сотрудники Каналов никогда и ни при каких условиях не перевозят ничего незаконного. Они также не имеют при себе – именно при перемещениях по городу – никаких неконвенционных приборов и предметов. В транспортных средствах, используемых как в служебных так и в частных целях сотрудниками Каналов, кроме навигаторов, которые имеются далеко не у всех, тоже не предусмотрено наличие запрещенных Конвенцией предметов. За этим очень строго следят. Настолько строго, что человек, нарушивший данный пункт служебной инструкции, может не только попрощаться с должностью, но и огрести куда более серьезное наказание.

Как только эти двое покинули микроавтобус, вновь взметнулась стрела шлагбаума. Во внутренний двор с Петровского вкатил канареечного цвета Mercedes с шашечками. Редактор, услышав звук подъехавшего авто, усмехнулся про себя. За все годы службы на Каналах он не помнил ни одного случая, чтобы кто либо из гильдии Часовщиков приехал на вызов с опозданием. Или же прибыл не в то место, куда требуется.

Водитель, такой же крепкий и немногословный молодой мужчина как тот, что опекает Редактора, вышел из авто, обошел его и сам открыл правую заднюю дверку. Из салона «таксомотора» – это одна из разъездных служебных машин, закамуфлированная под такси – выбрался пожилой мужчина. Одет он в темно-синий плащ и шляпу. Медлительной, осторожной походкой подошел к двум ожидающим его поблизости мужчинам. В левой руке у него саквояж из коричневатой вытертой кожи, лета которого, по всей видимости, столь же почтенны, как и у его владельца.

Это был невысокий, заметно сутулящийся человек весьма преклонных лет. Лицо цвета пустынного ландшафта – под стать цвету кожи саквояжа – испещрено, изрезано морщинами, мелкими и глубокими: следы прожитых лет и пережитых событий. Из-под кустистых седых бровей неожиданно молодо, остро, зорко глядят многое повидавшие глаза ветерана, еще в недавнем прошлом действующего главы Гильдии Часовщиков.

– Здравствуйте, Петр Иммануилович. Вы в прекрасной форме. И вы, как всегда, пунктуальны.

– Рад вас видеть, Павел Алексеевич. – Часовщик коснулся двумя пальцами поля шляпы. – Я даже не спрашиваю, откуда вы знаете, что на вызов прислали именно меня.

– Если люди считают меня незрячим, это еще не означает, что я ничего не вижу… Мне и самому хотелось бы знать, почему руководство вызвало именно вас, уважаемый Петр Иммануилович.

– Хотите сказать, что таких древних ископаемых, как я, на серьезные вызовы не посылают? – произнес хрипловатым голосом Часовщик. – Спасибо уже на том, что хотя бы время от времени вспоминают о старике.

Лицо Редактора, особенно по контрасту с его темным одеянием и черными линзами очков, казалось даже более бледным, нежели обычно. Человек он суховатый, неулыбчивый; с окружающими неизменно вежлив, но держит дистанцию. Возможно, причиной его внешней холодности – и даже черствости, как некоторым казалось – является физический изъян. А именно, возникшие после некоего ЧП проблемы со зрением.

Двое мужчин обменялись рукопожатиями. На бледном, гладко выбритом лице Редактора появилось подобие улыбки. Появилось, и тут же пропало.

– Пожалуй, ваше замечание касается и меня, – сказал он негромко. – С некоторых пор я тоже ощущаю себя «древним ископаемым». Времена сильно переменились, Петр Иммануилович…

– Нет времен плохих и времен хороших, – перекладывая саквояж, на котором местами видны заплаты из шорной кожи, обратно в левую руку, сказал пожилой мужчина. – Есть время, в котором мы живем.

Часовщик еще раз коснулся полей шляпы, посмотрев уже на охранника. Тот ответил почтительным, но сдержанным кивком.

Они втроем направились к крыльцу служебного входа, рядом с которым на стене, по обе стороны серой металлической двери укреплены с полдюжины вывесок с названиями агентств и фирм. Водитель «такси» остался во дворе: он стоял у машины спиной к зданию, лицом к проезду, перегороженному сейчас опущенной стрелой шлагбаума. Николай достал из внутреннего кармана портмоне; вытащил карточку, смахивающую на банковскую карту с чипом, вставил в прорезь идентификатора.

Прошли вовнутрь; дверь за ними сразу же закрылась. В коридоре не видно ни одной живой души. Офисы в это время суток не работают, сотрудники разъехались по домам. Николай своей индкартой открыл дверь сервисного помещения. Миновав его, они втроем неспешно спустились по металлической лестнице. Здесь опять потребовалось вставлять карту в прорезь, чтобы разблокировать еще одну металлическую дверь – такую же массивную, как та внешняя, через которую они попали в это строение.

Николай первым перешагнул порог служебного помещения. Щелкнул пакетником. Над входом загорелась неяркая – максимум, на сорок ватт – лампочка, которая вдобавок находится внутри матового плафона. Вслед за ним вошел Часовщик; этот направился к своему рабочему месту.

Последним в рубку прошел Редактор; он, кстати, перемещался без сторонней помощи. Надо сказать, что если бы не черные круглые очки и палка, вряд ли кто мог бы заподозрить, что этот человек – слепой. В том понимании, конечно, которое принято среди обычных людей относительно незрячих собратьев.

Как только последний из их небольшой компании оказался в обустроенной в цокольном этаже здания служебной рубке, дверь встала на место, отрезав этих троих от внешнего мира.

Площадь помещения, в котором им предстоит провести какое-то время, составляет пятнадцати квадратов. Длина, если брать от входной двери – пять метров. Ширина, соответственно, три. Высота равна ширине комнаты.