Лезвие, испачканное засохшей кровью, как и у торчащего из стены меча, похоже, выковано из закаленного однородного железа.

А вот ручка этого не то тесака, не то серпа сделана уже не из железа; она не костяная или же деревянная, но из желтого металла.

Кваттрочи задумчиво покачал головой. Эта находка ему о многом сказала. Но нельзя сбрасывать со счетов и такой вариант, что этот жертвенный нож в форме серпа со сделанной из золота ручкой, возраст которого составляет не менее двух тысячелетий – мог быть подброшен…

В засохшей луже крови рядом с отрубленной кистью руки Кваттрочи увидел какие-то мелкие частицы.

Это было нечто растительное – мелкие желтоватые ягоды или что-то в этом роде.

Следуя божественной подсказке, – или же интуиции – иезуит осторожно перенес кисть в другое место, на полметра дальше. Под ней, на том месте, где она лежала изначально – она как бы «шалашиком» накрывала его – обнаружился растительный фрагмент: обрывок ветки с двумя смятыми листиками и мелкими желтоватыми ягодками.

– Эй! Что вы себе позволяете?! – возмущенно произнес Паркер. – Не смейте ничего трогать… Это останки наших убитых товарищей! Так что проявите к ним уважение хотя бы и посмертно, синьор Кваттрочи!

– Мистер Паркер, – не оборачиваясь, сухо сказал иезуит, – вам не следует указывать мне, что я должен делать, а чего – нет.

– Но…

– Напомню…причем в последний раз. Именно я, Игнацио Кваттрочи, посланник «Апостолов» и слуга Господа, представляю здесь самого Третейского Судью!

– Извините, – проворчал Паркер. – Сами видите… это же кошмарное зрелище!.. Очень прошу вас, брат Игнаций, проявить присущие христианину гуманизм и понимание! Наши коллеги умерли мученической смертью; так хоть теперь оставьте их останки в покое!..

В других помещениях не нашли ничего интересного. Проведя еще около часа в модуле, Игнаций Кваттрочи и оба наблюдателя выбрались на свежий воздух.

Иезуит передал ватиканскому спецслужбисту непрозрачный пакет, в котором находится изъятый им на месте ЧП нож с золотой ручкой и, вложенный в маленький пакетик, фрагмент обнаруженной там же ветки.

Стащив перчатки, бросил их в подставленный другим стражем Престола целофанированный пакет.

Затем жестом подозвал своего верного помощника.

– Слушаю, брат Игнаций!

– Доменико, упаковывайте аппаратуру! – распорядился Кваттрочи. Увидев, что редактор намеревается метнуться к столу, он схватил Сарто за рукав. – Обожди, я еще не все сказал.

Иезуит, перейдя на итальянский, зашептал помощнику на ухо:

– Доменико, сколько времени тебе понадобится, чтобы развернуть и расшифровать скрипт?

– Какой именно? – тоже перейдя на шепот, спросил ватиканский редактор.

– Меня интересуют оба скрипта, Доменико. Во-первых, сам момент темпоральной атаки… А именно, как и кем это было сделано. Во-вторых, нужно исследовать и декодировать защитную программу, которая была задействована, когда я попытался «раскрыть» проекцию модуля!..

– Ммм… – Доменико поднял глаза к небу. – Если мне помогут наши ведущие редакторы…

– Я отдам такое распоряжение.

– За сутки могу не справиться…

– Спешка в наших делах неуместна, Доменико.

– Мне понадобится сорок восемь часов… чтобы уже с гарантией!

– Даю тебе семьдесят два часа!

– Это даже много, брат Игнаций.

– Нет, самое то! – Иезуит криво усмехнулся, думая о своем. – Даю тебе и твоим коллегам, которых ты сочтешь нужным привлечь к этой работе, трое суток на изучение скриптов! Семьдесят два часа и ни часом… меньше.

Такое же решение по срокам дешифровки событийного ролика он объявил в присутствии всех четверых представителей обеих миссий, когда они вновь собрались все вместе у ограды третьего внутреннего периметра.

– Трое суток? – удивленно произнес Щербаков. – А почему такой большой срок? Почему так долго?

– Это мое решение, – сказал иезуит. – Скрипты должны быть исследованы и расшифрованы надлежащим образом…

– Для кризисной ситуации это слишком медленный темп работы, – сказал Романдовский. – Мы надеялись получить ответы несколько раньше объявленного вами, сеньор Кваттрочи, срока.

– Я не могу себе позволить спешки, господа. К тому же, мы организация солидная, и если беремся за дело, то всегда доводим его до конца со всем возможным тщанием.