— Так-с… И что сие означает?

— Многое, Миша, очень многое. В расстройстве или сильной усталости наш генерал проговаривается, и тем дает возможность поразмышлять над загадкой. Он обронил про «Нагато» и «Муцу», обмолвился про свой настоящий возраст, а это почти на десять лет больше, чем в послужном списке. Вот так-то, Михаил Иванович.

— Тогда, выходит, — лицо Смирнова ожесточилось, — что он мне… Что он нам лгал?!

— Ты торопишься с выводом, — Колчак, напротив, полностью успокоился и, протянув руку к портсигару, взял папиросу. Чиркнул спичкой, прикурил — пальцы адмирала не дрожали, движения были уверенными.

— Он не лгал нам, Миша! Он просто не говорил всей правды! А это совершенно иное, ты сам понимаешь! Вспомни наш разговор с Николаем Георгиевичем?! Ведь он первый уловил неясности, когда произошел его конфликт с ротмистром в Порт Байкале! О чем и рассказал нам весьма подробно, и не скрывая своих изысканий.

— Капраз Фомин тогда был не прав…

— Дело не в том, Михаил Иванович. Видишь ли, уже тогда многим бросилось в глаза, что ротмистр Арчегов и генерал Арчегов два совершенно разных человека, отличных от друг друга по разговору, поведению, образу жизни да знаниям, в конце концов.

— Подмена? Брат-близнец?! — Смирнов пожал плечами. — Зачем все это? И в поезде? Где люди знают его как облупленного! Да жена та же? Что она, новая Марина Мнишек, чтоб за очередного «Лжедмитрия» замуж выходить? Извини, Александр Васильевич, но я общался с Ниной Юрьевной не раз или два, на свадьбе у них был…

— Я не говорил о подмене. — Голос Колчака менялся, как ветер, от «свежего» до штиля. — Ты слышал о людях, одержимых бесом?

— Ты хочешь сказать…

Смирнов оторопел и с некоторым испугом посмотрел на Колчака. Тот поймал взгляд друга и рассмеялся.

— Не то, что ты подумал, совсем не то! Ты же с ним в церкви был, там и я в свое время венчался. — На последних словах адмирал нахмурился, он если не любил, то очень уважал свою жену.

— Так что лукавый ни при чем! Я случаи припомнил о непризнанных гениях, что свои открытия задолго до их появления в жизни сделали. И будущее предсказывали, причем верно. Это было либо великое озарение, которое и Откровением назвать можно, либо…

— Либо в их теле оказалась совсем иная душа, — Смирнов закончил за друга мысль и пристально посмотрел на него. — Ведь если люди могут быть одержимы, то почему не сделать противоположное допущение, тогда все получит определенное объяснение.

— Если только нас самих безумцами за это не сочтут, — хрипло рассмеялся Колчак. — Но в том-то и дело, что такое невозможно, а потому генерал чувствует себя огражденным надежным щитом.

— И кто он такой тогда?

— Давай вместе подумаем, Миша. — Адмирал потянулся за папиросой. — Знает то, что сейчас знать просто невозможно. А это все говорит о том, что Арчегов попал к нам из будущего…

— Да уж, такого в моей жизни еще не было, — задумчиво проговорил военный министр, глядя на здание штаба Иркутского военного округа, где по нынешнему, весьма неприхотливому времени разместилось дополнительно и военное министерство, и генеральный штаб.

— Со «звездой» я служил, с «крестом» приходилось. Два раза побывал под «полумесяцем». А теперь с израильской «звездой Давида»?! Такого еще не было! Как же я раньше не обратил внимания?!

Ермаков задумчиво посмотрел на «библиотеку», как привык называть здание по тойжизни. На фасаде здания желтела шестиконечная звезда.

— Никогда б не подумал тогда, что в ней на семьдесят лет раньше был окружной штаб?! Дела…

Он оглянулся — знакомого здания цирка за спиной не высилось, зато здание суда присутствовало. Видно, любят юристы преемственность, на старых местах обживаться. И «дворец пионеров» стоял, как всегда, только весь изрядно потрепанный от революционного лихолетья.

Вернее, дом купцов Второвых. Был еще и их знаменитый «пассаж», как раз напротив, на другой стороне, но там пепелище — сгорел два года назад во время боев в городе. А на этом месте должно возвышаться в будущем высокое здание «аграриев», но его, понятное дело, не имелось.

Константин стоял посередине улицы, которую в еговремени назвали именем народовольца Желябова, того самого, что приложил руку к убийству императора Александра 1 марта 1881 года. В душе росла ненависть к прежнему. Это надо же — именами убийц и террористов улицы называют, и мертвой хваткой за эти проклятые Богом и людьми имена держатся, вернуть старинные, исконные, не желают. Денег, мол, нет, на переименования. «Бабки» давно разворованы чиновниками.