Он открывает дверь. И понимает, что мир сошел с ума.

– Ты?!

– Я. Пустишь?

Он отступил на шаг назад, пропуская ее внутрь. Она была все та же, но в то же время совсем другая. И эта седая прядь…

– Здравствуй, Славка.

Он отвечает на приветствие не сразу, что бывает с ним редко – воспитание есть воспитание, несмотря ни на что. Ее улыбка – в меру приветливая, в меру нерешительная, совсем чуть-чуть кокетливая и даже искренняя – заставляет растеряться больше, чем неожиданная серебряная прядь в русых волосах. Которая, впрочем, вовсе ее не портит. Скорее – наоборот.

– Здравствуй… – тянет он удивленно.

Низкий густой голос, одна из основ его привлекательности, мог становиться по его желанию невероятно сексуальным и столь же невероятно презрительным.

– Я тебе не нравлюсь?

Он не отвечает. Отворачивается, чтобы налить себе еще, а заодно разобраться в собственных реакциях, осмысливая увиденное.

Она спросила это так просто, что невозможно не устыдиться оценивающего взгляда снизу вверх, которым только что ее окинул. И ведь всегда знал – она не из тех, на кого можно смотреть подобным образом. В принципе выглядит она так, что надо бы… что? Кинуться к ней, припасть к ручке и предложить чашку кофе вместо стакана Джонни Уолкер?

– Если так, ты можешь сказать мне, чтобы я ушла. И я…

– Да нет, напротив. Просто я, наверное, не знаю, как себя с тобой вести.

Примечательно, после этих слов оба облегченно вздыхают.

– Проходи. Выпьешь чего-нибудь? Хотя ты, наверное, не пьешь…

Он нервно усмехается, натолкнувшись на свое отражение в зеркале над диваном. Нарочито бесформенные джинсы, черная футболка припечатана на груди нагло-зеленым листиком марихуаны. Мешков под глазами не могут скрыть даже упавшие на лицо волосы, хорошо хоть чистые. Престарелый рок-герой на отдыхе, да и только. А когда оборачивается, лицо у нее такое, будто она уже знает, что он скажет дальше.

– И не куришь? Не ругаешься матом, не спишь, с кем попало?

– Ты почти прав.

– Почти?!

Он не собирался, не хотел и все же невольно повысил голос.

Она, кажется, не замечает его тона. С той же, видимо, врожденной раскованностью подходит, чтобы заглянуть в его руку, опасно сдавившую стекло стакана. Она выше его, что понятно – наверняка очередная неудавшаяся модель.

– А ты что пьешь? А… Налей немного.

Он долго возится у бара со льдом и лимоном, радуясь поводу отвлечься на знакомые действия, привычные фразы.

– Располагайся, будь как дома. Может, еще что-нибудь… Что такое?

Продолжая вежливо улыбаться, она внимательно смотрит на его ноги.

– Можно я сниму туфли?

– Э… Конечно.

Она выскальзывает из обуви, оставляет изящные босоножки там, где только что стояла. Теперь их глаза на одном уровне.

– Какой у тебя приятный пол. Прохладно.

У нее узкие ступни, а лак на ногтях либо отсутствует, либо совсем незаметен, и кажется, что это детские пальцы смешно расплющиваются на его полу. Тут до него доходит, что в ней не так.

Она сама! Исчезла та детская вера в любовь и чудо, которая всегда так его раздражала. Главным образом потому, что была ему недоступна. Теперь же эта новая Юлия была гораздо ближе ему, чем та. Хотя та явно любила его больше. И искреннее…

Что такое? Ах да, слишком долгая пауза, он слишком явно ее разглядывает. Впрочем, находчиво выходит из положения.

– Я пытался тебя вернуть, знаешь?

Юлия молчит. И смотрит на него своими глазами-хамелеонами, которые всегда завораживали, заставляя забывать о самом главном. О чувстве свободы.

– Я звонил, приходил… А ты все где-то бегаешь. Мама твоя сказала – то по лесам, то по болотам, то вообще в монастырь ушла…

– Ушла.

– И что, теперь решила вернуться?

– Решила…

– Хм… Зачем же, интересно?

– Интересно?

Глаза в глаза, хамелеоны против черно-серого, словно антрацит, озера его взгляда.

Любой наш шаг к чему-то ведет. Демон внутри нее плотоядно ухмыльнулся, а на лице Юлии заиграла смущенная, если не влюбленная улыбка.

– Из-за тебя.

– ??? – брови Вячеслава взлетели.

– К тебе.

– Ко… мне?

– Ты не рад?

– Но ты решила забыть меня!

– А теперь поняла, что не могу без тебя жить…

Весь его вид показывал, что он не верит. Да так оно и было на самом деле. Однако Юлию вел вперед сам Марк, нашептывая ей на ухо гениальные в своей циничности мысли – а это что-то да значит. Впрочем, возможно, в любой женщине, даже в самой наивной, может поселиться демон, если она загнана в угол?

– Ты ведь пытался вернуть меня? Я знаю, мама говорила… – соврала Юлия, не дрогнув, хотя ничего такого не знала. А если бы даже и знала, разумеется, никогда, ни при каких обстоятельствах ей не пришло бы в голову так себя вести. Боже… возможно, тогда сейчас все было бы по-другому. Был такой фильм – «Эффект бабочки», вдруг вспомнила Юлия. Фильм о том, что любой наш шаг, любое слово, любое движение ведут к определенным последствиям – и только к таким.