— Да-да, с левого. Прошу, лейтенант!

Пересел. Чувствую, как часто забилось сердце. Не-ет, надо собраться. В шлемофоне мертвая тишина — экипаж ждет. Так прошла минута, вторая, третья. За это время я мысленно «проиграл» все этапы полета. Ну что ж, начнем, пожалуй.

— Экипаж, доложить о готовности к запуску двигателей, — произнес я каким-то чужим голосом.

В обычном порядке последовали доклады членов экипажа…

Я не знал тогда, что командир пересадил меня в левое кресло с разрешения командования полка. Сыграло роль то, что в полку я был на хорошем счету. К тому же возглавлял комсомольскую организацию эскадрильи — по итогам года мы завоевали переходящее Красное знамя ЦК ВЛКСМ.

Опробовав двигатели, дал команду вырулить на линию предварительного старта, взял штурвал управления передним колесом.

Немного попетляв по рулежной дорожке, могучая машина покатилась к взлетной полосе. Все идет нормально, но я, как говорится, кожей чувствую особую сосредоточенность экипажа.

На взлетной полосе притормозил, перевел дыхание и запросил разрешение:

— 526-й к взлету готов!

— Взлетайте.

— Экипаж, взлетаем!

Утоплен в нишу штурвал управления передним колесом, режим работы двигателей максимальный, плавно отпущены тормоза. АН-12 рванулся на взлет…

Шесть полетов на десантирование выполнил я тогда. Сотни белых куполов раскрылись в небе.

Наконец, зарулив на стоянку, выключили двигатели, и я буквально лег на штурвал. Уста-а-ал… Однако тревожусь: какая же будет оценка Кудрякова? Он весь день молчал и только изредка помогал мне. Я повернул голову вправо и встретил его взгляд.

— Молодец! Будешь летать!— сказал командир и широко улыбнулся.

Для летчика эти слова — самая высокая награда.

Славный путь прошел в авиации Вадим Николаевич Кудряков. Впоследствии, командуя авиационной частью, он воспитал много отличных командиров. Всегда поощрял желание учиться, совершенствовать летное мастерство, пополнять теоретические знания. Долгая летная жизнь у полковника Кудрякова. Когда пришло время уступить место своим ученикам, он не ушел на пенсию, а возглавил летно-испытательную службу в авиации округа, дал новую жизнь многим самолетам.

В январе 1965 года я увидел свою фамилию в плановой таблице полетов. Из нее следовало, что теперь мне предстоит летать в левом кресле. Это очень обрадовало и взволновало: значит, начинается подготовка по программе командира корабля.

А осенью того же года на одном из утренних построений был объявлен приказ: «Лейтенант Коваленок назначается на должность командира корабля в третью эскадрилью».

Этим же приказом майор Кудряков назначался на новую, более высокую должность и переводился в другую часть. Я искренне жалел, что приходится расставаться. Ведь это благодаря ему всего лишь через полтора года после окончания училища я стал командиром корабля. Но служба есть служба…

Я принял другой самолет и экипаж. Признаюсь, не все поначалу было легко и просто. Взять, к примеру, хотя бы то, что бортовой техник старший лейтенант Лыков, бортэлектрик старший лейтенант Подкуйко, штурман корабля старший лейтенант Лазарев, а также некоторые другие члены экипажа были чуть ли не вдвое старше меня.

Да и они мое назначение восприняли без энтузиазма. Объяснялось это, прежде всего тем, что молодые командиры, как правило, в течение года летали только в районе аэродрома. А экипаж, куда я был назначен, уже давно выполнял различные сложные задания. И еще. От командира зависит судьба экипажа, судьба тех, кто оказывается на борту, судьба десанта. Я ловил на себе внимательные, пытливые взгляды моих подчиненных и угадывал вопросы, которые волновали каждого из них: «А как ты, новый командир, летаешь? Какой из тебя пилот?» Все стало на свои места после первых же полетов, когда стало ясно, что с техникой пилотирования у меня полный порядок. Правым пилотом был тоже выпускник нашего балашовского училища лейтенант Владимир Пашков…

Вскоре я уже надел погоны старшего лейтенанта и был допущен ко всем видам полетов. Это важная веха в жизни летчика. Работы было очень много, а к концу года мы стали летать по всей стране. Перевозки, десантирования, испытание оборудования… Размеренная, можно сказать, будничная работа. Но как она нравилась мне!

И все же были полеты, которые вызывали у меня особый интерес. Дело в том, что на самолетах нашей эскадрильи стояло оборудование для пеленгации космических аппаратов, возвращающихся на Землю. Еще будучи в экипаже Вадима Николаевича Кудрякова, я летал на поиск космических объектов, несколько раз мы перевозили найденные спутники. Видел вблизи аппараты, побывавшие на орбите. Но о своей звездной мечте никому не говорил…

Теперь, уже в качестве командира корабля, я снова стал участвовать в поисковых работах.

В тот декабрьский день должен был совершить посадку очередной искусственный спутник Земли серии «Космос». Экипаж прибыл в Семипалатинск, получил задание и в положенное время приступил к работе.

Все шло, как по расписанию. Мы первыми засекли сигналы аппарата, определили координаты места его посадки, вывели на него группу вертолетов. А во второй половине дня космический пришелец уже покоился в грузовом отсеке нашего самолета.

Я долго не отходил от аппарата: хотелось понять назначение и принцип работы узлов и приборов, которые можно было рассмотреть. От этого занятия оторвал посыльный: меня вызывали в диспетчерскую.

Нам предстояло вылететь ночью, чтобы в первой половине следующего дня доставить груз на подмосковный аэродром. Что ж, дело обычное. Вот только погода.

Колоссальный циклон бушевал над огромным пространством от Казани до Новосибирска. Запасных аэродромов не было.

По законам летной службы в такой ситуации никто летать не должен. За переговорами не заметили, как стемнело. Наконец пришел приказ: лететь до Свердловска, а если его закроют — садиться в Казани.