Наша полубатарея находилась на западе, в полуверсте от станицы, на горе у сопки Блевака, и обстреливала «товарищей», надвигавшихся, подобно саранче, на станицу. Эта батарея обозначала сборный пункт для казаков, отходивших с позиции через станицу, и тех, которые разбежались на помощь семьям выбраться из станицы. Здесь опять собрался отряд для прикрытия отходивших из станицы жителей и для занятия позиции на следующем рубеже.

Едучи через станицу по главной улице, я свернул в боковую улицу к своему дому, чтобы узнать, что сталось с моей семьей. Будучи занятым на фронте, мне некогда было подумать о том, чтобы отправить посыльного к жене с приказанием ей уходить из станицы. Жену с двумя детьми я нашел дома. Она была так растеряна, что не знала, что делать. Все соседние дворы уже были пусты. Семью не к кому было пристроить. Поэтому жена, в чем была, схватила одного ребенка на руки, другого за руку и частью через дворы, частью по улице едва успела выбежать за станицу, где ее подобрали казаки. Своевременно я не хотел эвакуировать семью, чтобы не внести деморализацию среди населения.

Из станицы я выехал за сопку, куда уже собрались казаки. Здесь была и фонталовская сотня (человек 60), старотитаровская же (деды) еще в начале разыгравшегося боя на Пересыпи двинулась домой. Приказал Яновскому отводить казаков к Таманскому заливу (10 верст от станицы), указав пункт новой позиции.

Сам потом съехал вниз на широкую дорогу, ведущую к Тамани. По этой дороге, увязая в грязи после накануне выпавшего дождя, ползли подводы, груженные домашним скарбом. Рядом с подводами старики и казаки гнали по высоким хлебам скот и овец. Проезжая вереницей этих беженцев, я совершенно не видел враждебных взглядов и не слышал по отношению к себе никаких упреков, как одному из виновников разыгравшейся трагедии. Скорее, по взглядам меня провожавших я мог заметить просьбу о защите и вопросы: что же нас ожидает дальше? В разговоры никто не вступал; каждый был напуган и спешил как можно скорее уйти. Это были первые беженцы, поголовно уходившие из своих домов, перед началом всех «прелестей», пережитых населением юга России, в особенности казачьих земель, во время Гражданской войны.

О прорыве нашего фронта я сейчас же сообщил старотитаровцам. Это означало, что они должны были немедленно оставить свои позиции и отходить к Тамани, на линию, которую я предлагал им занять. Промедление отхода старотитаровцев грозило тем, что товарищи, взяв Ахтанизовскую, могли отрезать им путь отступления. Расстояние, которое должны были пройти старотитаровские отряды и выровняться с ними, было: от «Дубового Рынка» верст 18 — 20, от «Стрелки» — 25.

Отойдя к Таманскому заливу, мы заняли позицию между ним и озером Яновского. Фланги от обхода прикрыты. Но невыгода та, что длина этой позиции — от берега до берега — 4 версты, чему не соответствовала численность нашего отряда, состоявшего из четырехсот с лишним человек при 2 орудиях. Лучшего места для занятия его не было.

Во время нашего отхода от Ахтанизовской товарищи нас не преследовали — «некого было преследовать», и лишь их конные разъезды вели за нами наблюдение. «Товарищи» в ближайшие дни были «заняты» станицей Ахтанизовскою, а также Фонталовскою и Запорожскою со множеством богатых частновладельческих хуторов. Заняты были «товарищи» не войною, а «выгрузкою» казачьего добра, накопленного примерными хозяевами, какие были у нас на Кубани.

Вслед за уходившими старотитаровцами «товарищи» заполнили их станицу (самую большую на полуострове) и Вышестеблиевскую, лежащую в 12 верстах от первой в сторону Тамани. В Старотитаровской «товарищи» сразу расстреляли нескольких казаков и зарубили тесаками бывшего станичного атамана урядника Мартыненко. Дальше «художества» по части изнасилования женщин, очистка сундуков от одежды — это особенно привлекало «товарищей», и вообще всего того, что полагалось по закону разбоя. В Вышестеблиевской «товарищи» не особенно бесчинствовали, так как эта станица была «больна», а подлежащая истреблению часть казаков ушла и поплатилась только имуществом.

Совсем иначе дело обстояло в Ахатнизовской. Ворвавшись в станицу, дикая орда хватала и расстреливала случайно оставшихся казаков, грабила дома, насиловала женщин. Так, например, жену священника изнасиловали на глазах мужа и двух детей 8 китайцев; диаконшу нашли спрятавшейся за станицею в паровой мельнице и изнасиловали «ваньки», или «тамбовцы» (как из называли казаки), в числе 12 — 15 человек. Разгромили станичное правление, кредитное товарищество, общество потребителей, «похозяйничали» на почте, погромили и запакостили церковь, забрали там ценные вещи и деньги, сожгли церковные книги, в том числе и церковную летопись — ценный документ, в который из года в год записывалась история станицы в течение 120 лет.

Мой дом больше всего интересовал «товарищей». Конные «ваньки» летели к нему сломя голову. От дома остались одни голые стены. Разграбив что нашли для себя полезным, остальное перебили, переломали, разнесли в щепки окна и двери, потрудились даже выворотить оконные и дверные коробки. Потом начали таскать солому на чердак, чтобы поджечь (крыша была железная), но от поджога спасла местная мегера–большевичка по своей глупости. Она обратилась к громилам с просьбой: «Господа–товарищи, я не маю свою хату, отпишите мини оцю».

Со дворов красноармейцы выносили пшеницу, ячмень, высыпали на улицах и сгоняли свиней для кормежки. В иных дворах натягивали веревки и вешали живых цыплят, утят, гусят, предварительно искупав их в болтушке из муки или в дегте. Одним словом, «ваньки забавлялись», проявляя свое пролетарское искусство кто как мог. Орды Мамая могли бы позавидовать «товарищам» в их умении громить, грабить и делать всякие пакости, да еще своим же русским людям.

На другой день, 26 мая, по занятии «товарищами» станицы, у берега лимана под станицею появилась флотилия рыбачьих байд Это темрючане–рыбаки прибыли за «добычею». Но байды сносились: мука, зерно, одежда, ягнята, поросята, птица, и все это отвозилось в Темрюк. На ночь советские войска расположились по дворам поротно Для чего из целого квартала сносились в один двор подушки, перины, одеяла, бараньи тулупы и пр., на которых «товарищи» укладывались в сапогах и амуниции.

Эти картинки (далеко не все) были записаны мною еще на месте, при опросе жителей.

Отойдя на новую позицию, вечером в тот же день я получил из Тамани две подводы патронов, 2 орудия, четыре подводы снарядов и два ракетных пистолета с патронами к ним. Это был подарок немцев. В виде утешения получили мы очередное извещение о том, что немцы каждый час могут направить свои войска на Тамань. В этом, собственно, и было наше спасение. Но обещания немцев стали терять уже веру, так как это тянется уже две недели.