Шрифт:
— Не знаю. Главкосев приказал. Я эшелоны не трону. И в Ревель и в Новгород послано: отставить.
Начиналась уже серьезная путаница. Надо было выяснить положение. Может быть, справились сами, одни усмирили большевиков. Одно — идти с генералом Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы, и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравился.
Я послал за автомобилем, сел в него с Поповым и погнал в Псков.
Позднею глухою ночью я приехал в спящий Псков. Тихо и мертво на улицах. Все окна темные, нигде ни огонька. Приехал в штаб. Насилу дозвонился. Вышел заспанный жандарм. В штабе никого. Хорошо, подумал я, штаб Северного фронта реагирует на беспорядки и переворот в Петрограде.
— А может быть, уже все кончено, — сказал мне Попов, — и мы напрасно беспокоимся. Теперь бы спать и спать…
— Где начальник штаба? — спросил я у жандарма.
— У себя на квартире.
— Где он живет?
Жандарм начал объяснять, но я не мог его понять.
— Постойте, я оденусь, провожу вас.
Полковник Попов пошел на телеграф переговорить с Островом, там напряженно ждали, выгружаться или нет, а я поехал с жандармом к генералу Лукирскому. [30] Парадная лестница заперта. На стуки и звонки никакого ответа. Нигде ни огонька. Пошли искать по черной. Насилу добились денщика.
30
Лукирский Сергей Георгиевич, р. 19 марта 1875 г. в Вольске Саратовской губ. Из дворян. Окончил Симбирский кадетский корпус, Константиновское артиллерийское училище (1895), академию Генштаба (1901). Генерал–майор, начальник штаба Северного фронта, помощник начальник штаба Верховного Главнокомандующего. Остался в СССР, служил п РККА (помощник военного руководителя Высшего Военного Совета, преподаватель Военной академии, редактор «Военной Энциклопедии»). В 1931 г. осужден на 5 лет ИТЛ по делу «Весна» (освобожден досрочно). Вновь арестован 29 января 1938 г. и расстрелян 2 апреля того же года в Москве.
— Генерал спит и не приказали будить.
С трудом добился от него, чтобы пошел разбудить начальника штаба.
Наконец в столовую, куда я прошел, вышел заспанный Лукирский в шинели, надетой поверх белья. Я доложил ему о том, что имею два взаимно противоречащих приказания и не знаю, как поступить.
— Я ничего не знаю, — лениво и устало сказал мне Лукирский.
— Как — ничего не знаете? Но ведь вы начальник штаба.
— Обратитесь к Главнокомандующему. Вы его сейчас застанете дома на совете. А я ничего не знаю.
Пошел к Главнокомандующему. Весь верхний этаж его дома на берегу реки Великой ярко освещен. Кажется, единственное освещенное место в Пскове. С треском отскочил от него автомобиль с какими-то солдатами и помчался вверх по городу.
Опять тот же адъютант с громкой еврейской фамилией меня встретил.
— Главкосев занят в совете, — сказал он на мою просьбу доложить обо мне, — и я не могу его беспокоить.
— Я все-таки настаиваю, чтобы вы доложили. Дело не может быть отложено до утра.
Адъютант с видимой неохотой открыл дверь, из-за которой я слышал чей-то мерный голос. В открытую дверь я увидал длинный стол, накрытый зеленым сукном, и за ним человек двадцать солдат и рабочих. В голове стола сидел Черемисов. [31] Он с неудовольствием выслушал адъютанта и что-то сказал ему.
— Хорошо, — сказал, возвращаясь, адъютант, — Главкосев вас примет, но только на одну минуту.
Меня провели в кабинет Главнокомандующего. Минуть десять я ожидал, стоя перед громадной картой, на которой цветными полосами было показано, как катился назад наш фронт этим летом. Сдали Ригу… Отошли к Вендену… Сдали Эзель… К весне — кто знает — может быть, немцы уже будут в Петрограде?
31
Черемисов Владимир Андреевич, р. 1871 г. В службе с 1889 г., офицером с 1891 г. Генерал от инфантерии, Главнокомандующий войсками Северного фронта. В конце 1917–го — начале 1918 г. сотрудничал с большевиками, затем в эмиграции.
Дверь медленно отворилась, и в кабинет вошел Черемисов. Лицо у него было серое от утомления. Глаза смотрели тускло и избегали глядеть на меня. Он зевал не то первою зевотою, не то искусственною, чтобы показать мне, насколько все то, о чем я говорю ему, пустяки.
— Временное правительство в опасности, — говорил я, — а мы присягали Временному правительству, и наш долг…
Черемисов посмотрел на меня.
— Временного правительства нет, — устало, но настойчиво, как будто убеждая меня, сказал он.
— Как — нет? — воскликнул я.
Черемисов молчал. Наконец тихо и устало сказал:
— Я вам приказываю выгружать ваши эшелоны и оставаться в Острове. Этого вам достаточно. Все равно вы ничего не можете сделать.
— Дайте мне письменный приказ, — сказал я.
Черемисов с сожалением посмотрел на меня, пожал плечами и, подавая мне руку, сказал:
— Я вам искренно советую оставаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше.
И он пошел опять туда — в «совет».
Я вышел на улицу. У автомобиля меня ожидал Попов. Я рассказал ему результат свидания.
— Знаете, — сказал Попов, — это дело политическое. Пойдемте к комиссару. Войтинский [32] все это время был порядочным человеком. Его долг нам подать совет. Да без комиссара мы и части не повернем. Вон уже 9–й полк волнуется оттого, что сидит сутки в вагонах.
Я согласился, и мы поехали в комиссариат.
Войтинского, который и жил в комиссариате, не было там. По словам дежурного «товарища», он ушел куда-то на заседание, но должен скоро вернуться.
32
Войтинский Владимир Савельевич, р. 12 ноября 1885 г. в Санкт–Петербурге. Сын преподавателя реального училища. Учился в Санкт–Петербургском университете (курса не окончил). С 1905 г. был членом РСДРП, однако в годы Первой мировой войны, не разделяя пораженческой политики большевиков, отошел от большевизма. С середины июля 1917 г. — комиссар Северного фронта. Находясь на этом посту, пытался проводить политику укрепления армии и противодействовать большевистской пропаганде. В начале 1918 г., после освобождения из Петропавловской крепости (куда был заключен большевиками 1 ноября 1917 г.), уехал в Грузию, с 1921 г. в Германии, затем в Швейцарии, с 1934 г. — в США. Умер 11 июня 1960 г.