Шрифт:
— Что ж ты молчишь, Мишко? — потерял терпение Юрко. — Небось и вправду обманул меня тогда?
— Вот тебе крест, что не обманывал. Но… тот дядько не доверяет мне. Какой, говорит, из тебя партизан, если все твои думки на виду? Знал бы ты, Юрко, как я хочу научиться прятать свои думки аж в пятки, чтоб ни один жандар не догадался, о чем я думаю!
— Хочешь научиться? А вот я умею!
— Ты? Умеешь?! Чуть что — загораешься, как тот керосин!
— А ты!..
И опять чуть было не вспыхнула ссора. Но Гафия застонала во сне. Мальчики притихли.
— Погоди, вот потеплеет, мы тому дядьке покажем, на что мы годны, — примирительно зашептал Юрко. — Мы и сами партизанить будем. Правда?
— Айно.
Друзья опять замолчали, задумались.
А за окнами злилась зима. Она не обходила ни глубокие ущелья, ни высокие острые скалы. Засыпала их колючим снегом, морозом обнимала горные потоки, холодом врывалась в хату вдовы.
Мишка и Юрко натянули на себя рядно, придвинулись друг к другу поближе.
— Слушай, Мишко, — доверительно зашептал Юрко. — А я про пана учителя вирши сложил…
— Айно? — Мишка даже затих. Признание Юрка будто и не было неожиданным. Ведь он не побоялся вписать в тетрадку, чтоб люди рвали кандалы! Хотя знал: бить за то будут. Но чтоб Юрко сам умел вирши складывать — все же это для Мишки настоящая новость. — Расскажи, Юре, — попросил он.
Юрко втянул глубоко воздух, словно собирался прыгать в воду, и начал:
Вон там, за селом, под скалою, Упал пан учитель-партизан. Чтоб лучше жилось нам с тобою, Он жизнь свою отдал.— Ой как складно! Я бы ни за что такое не придумал! — искренне восхитился Мишка.
— И правда, складно? — робко спросил Юрко.
Если б этот разговор состоялся днем, Мишка увидел, что в румянце утонули все Юркины веснушки.
— Слушай, Мишко! Когда к нам придет Красная Армия, я буду учиться и целую книжку виршей придумаю. Чтоб все читали про моего пана учителя.
И Мишка верит, что так и будет. Ведь его друг такой умный и смышленый.
Мишка даже завидует ему немножко.
— А ты, Юре, еще такой вирш придумай… чтоб… — он запнулся, подбирая слова, — чтоб и про красный цветок было, и про Красную Армию… А еще про Олексу Довбуша и про Палия. И про нас с тобой, и про Маричку. Про всех… Пусть все знают…
Хотя Мишка и не верил теперь ни в какое волшебство, но легенду про Олексу, про цветок он полюбил еще сильнее. Если раньше в душе он иногда сомневался, удастся ли найти волшебный пистоль и победить врага, то сейчас был твердо уверен, что легенда сбудется, что Красная Армия и партизаны уже скоро прогонят фашистов с Карпат.
Уснули мальчики. И приснился Мишке волшебный цветок с красной серединкой. Только мальчик сорвал его — раздались чарующие, нежные звуки. То звенели лесные колокольчики, братья цветка. Он так засиял, что ночь превратилась в день.
«Теперь мы всех врагов прогоним!» — громко крикнул Мишка.
«Г-о-оним!» — эхом отозвались горы.
«Вот это дружба!»
Еще никогда Мишка не спешил к Ягнусу так, как сегодня. Ему хотелось немедленно сообщить Анце о смерти Лущака. Может, до нее еще не дошли эти слухи. Ох и обрадуется она!
Увидев Анцю у колодца, он чуть было не закричал: «Нету уже поганого зрадныка!» Но тут же, вспомнив о том, что дал себе слово скрывать свои мысли и чувства в «носок башмака», он погасил улыбку и подошел к девушке медленной походкой, в то время когда ему хотелось бежать к ней.
— А что я знаю, Анця! — сказал и тут же почувствовал, что губы его вышли из повиновения — растянулись в ликующей улыбке.
— Что, легинеку? Вижу, хочешь мне сказать что-то хорошее. Радости на твоем лице столько — хоть черпай пригоршнями и умывайся, как ключевой водой.
Анця весело рассмеялась.
Ох, эти глаза-проруби! Ничего Мишке от них не утаить!
— И правда… Не умею я скрывать, — огорчился Мишка. — А Лущака уже нету, ага!
— Знаю, Мишко. Об этом все село говорит. На душе у меня праздник. А у тебя? Ты иди сегодня немножко на реку. Небось еще не был на льду в эту зиму?
— Айно. Не был.
— Немного помоги мне и ступай.
И закипела работа. Мишка, как всегда, убрал черпаком из сарая навоз. Потом носил большими деревянными ведрами воду и поил коров.