Шрифт:
Мертвая Лаума выглядела еще более мерзко и страшно: змеиная голова, грива путанных волос, женское тело, покрытое где обгоревшей кожей, где потрескавшейся чешуей, скрюченные когтистые пальцы...
– Ни за что не буду колдовству учиться... Чтобы такой стать..., - с отвращением произнесла Виряна.
– Почему? Вот Лютица: хоть орлицей, хоть львицей - залюбуешься, - возразил Всеслав.
– Кто оборачивается, тот наружу выпускает все, что в нем от зверя: плохое или хорошее, - сказал Дорспрунг.
Венея, уже пришедшая в себя, с нежностью глядела на Лайму, перевязывавшую ей обожженные запястья.
– Все ты, доченька, умеешь, когда очень надо.
– Ага. Или когда заставят. Помнишь, как ты меня эти самые стрелы посадила по одной заговаривать? После того, как я на Рождество к жертвоприношению опоздала.
В это самое время Витол, наконец, сумел открыть проход сквозь горящий лес. Помог амулет: ящерица, заточенная в янтаре. Не из саламандр ли она, о которых говорил Палемон? Пекельный огонь расступался неохотно, и всадникам приходилось ехать шагом, изнемогая от жары.
С вершины лесистой горы к востоку от Неймы за боем в городке наблюдали два всадника на черных конях: длиннобородый старик и могучая косматая старуха.
– Не справляются что-то смертные... А утро уж близко. Помочь надо! Что, старая, потешимся?
– он подбросил и поймал три связанные вместе кочерги.
– Погуляем!
– кивнула старуха, прикинув на руке каменный пест.
– Да так, чтобы все смертные здесь накрепко запомнили, чья это ночь!
И тут перед ними, словно из-под земли, появилась молодая черноволосая всадница.
– Назад, дядя! И ты, тетушка, в битву не лезь! Вы меня знаете!
– в руке ее блеснул меч. Клинок его излучал холодное белое сияние.
– Уж и потешиться старикам нельзя..., - проворчал длиннобородый, но кочерги опустил.
– Со Змеем Глубин тешьтесь, если не боитесь! А эту битву смертные начали, пусть они и закончат. Видите: никого из нас, Сварожичей, здесь нет.
– - Зато Ветродуй со своими валькириями тут как тут.
– Вот я и разберусь с его девками!
– вскричала воительница и повернула коня, но вдруг обернулась к старику и сказала примирительно: - Дядя, ну возвращайся в пекло! И я там буду еще до восхода. Не поверишь - я уже соскучилась по нашей преисподней. Индриков снова увижу, носорогов...
Она улыбнулась старику, взмахнула плетью, и ее черный конь легко прыгнул и понесся по воздуху к городку.
– Притворяется, вертихвостка. Братец Даждьбог ее сюда подослал, а то любилась бы с ним напоследок до утра, - зло проговорила старуха.
– Не умеет она притворяться. Не то что мы с тобой. За то ее и люблю, - вздохнул старик.
Сигвульф, как и большинство германцев, считал колдовство бабьим делом. Но кое-какой волшебный дар имел. Когда после очередной атаки дракон отполз передохнуть, гот поднял глаза и вдруг ясно увидел в ночном небе высокого сурового старика с копьем в руке. Старика окружали прекрасные белокурые девы в шлемах и кольчугах, с обнаженными мечами, едва удерживавшие своих рвавшихся в битву крылатых коней. На плечах его сидели два ворона, у ног - два волка.
– Сигвульф, гот из племени Катуальды, с кем ты?
– зазвучал в ушах воина негромкий, но требовательный голос.
– Ты долго уклонялся от боя и мести, но теперь мой избранник ведет рать готов на этот городок, и в ней - лучшие воины твоего племени. С кем ты?
Словно змея ужалила Сигвульфа. Да, ему уже за тридцать, а он до сих пор не отомстил за родных. Бродил по всему свету, искал и находил славу то у римлян, то у росов - лишь бы не встретиться в бою с избранником Отца Битв. Лишь бы не ответить самому себе: достойно ли гота воевать против Гаута Одина, против своего славного племени?
Звездный шатер осенял грозного старика и его свиту, огонь пекла озарял их снизу.. Но еще ярче и ближе сияли серебряная листва Дерева Света и золотое пламя Колаксаевой Чаши. Серебром светилась на священном копье Инисмеева тамга - знак Солнца и Грома.
– Ты хочешь умереть за бабий храм и жрицу-шлюху? Что ж, бейся храбро, и увидишь Валгаллу, где вечно сражаются две рати бессмертных героев. Только попадешь в дружину Фрейи, а не в мою, - голос старика был величаво-снисходителен.