Шрифт:
— Присядь, — сказал он, поднимая свой бокал. — За нас!
Усевшись на краешек стула, Анна-Лиза сделала глоток. Шампанское было просто восхитительным, а тост, произнесенный Рамоном, заставил сердце биться сильнее, однако тон его голоса слегка уменьшил ее восторг. Он был деловым и официальным, пожалуй, даже слишком официальным. Анна-Лиза опустила бокал на маленький столик.
— Я думаю… о сотрудничестве, — заявил Рамон.
— Сотрудничестве?
— Почему бы и нет?
— Деловом, ты имеешь в виду?
— Нет, постоянном. Я считаю, что брак — это на всю жизнь, — сказал он, наливая им еще по бокалу.
— Это что, предложение? — недоверчиво спросила Анна-Лиза, взяв у него бокал.
— А как ты думаешь?
Он выглядел таким беспристрастным, таким расчетливым! Анна-Лиза почувствовала, как от его слов на нее словно повеяло холодом.
— Брак между нами кажется мне очень разумной вещью.
— Разумной вещью! — Она едва не захлебнулась шампанским.
— Да, — спокойно подтвердил он. — Для меня, для твоего отца…
— Мой отец умер!
— Но ведь ты понимаешь, как он надеялся, что ты останешься на Менорке?
— Ну да, думаю, что я теперь смогу, но…
— А может, он надеялся и на что-то большее. Например, на то, чтобы мы с тобой были вместе.
При этих словах в голове Анны-Лизы сразу же появилось множество разных мыслей и догадок…
Вполне возможно, что Рамон пытался купить поместье, у ее отца и ранее, но тот отказал ему. И вот теперь дочь покойного Фуэго Монтойа оказалась вполне преодолимым препятствием, стоит лишь соблазнить ее и… Одна только мысль об этом привела Анну-Лизу в ужас.
— Никогда бы не подумала, что ты способен применить подобную тактику.
— Тактику? — резко спросил Рамон. — Твой отец относился ко мне, как к родному сыну. Он доверял мне. И он любил тебя.
С губ Анны-Лизы сорвался горестный вздох, полный крайнего недоверия.
— Что ж, он выбрал весьма странный способ показать мне эту свою любовь.
— Ты не права…
— Ну, тогда расскажи мне правду о моем отце, Рамон, — с вызовом произнесла она.
Какое-то мгновение он молча смотрел на нее.
— Когда твои мать и отец впервые встретились, его отношения с Клаудией были закончены. Он чувствовал себя абсолютно свободным. И собирался жениться на твоей матери…
В голосе Рамона Анне-Лизе послышалась некоторая неуверенность. И эта пауза подсказывала ей, что он подбирает слова для того, чтобы хоть как-то смягчить неприятную правду.
— Продолжай, — сказала она.
— И тогда Клаудиа сказала твоему отцу, что она беременна.
— И ты думаешь, что от этого мне стало легче? — скептически спросила его Анна-Лиза. — От того, что теперь я узнала, как сразу две женщины забеременели от моего отца?
— Но Клаудиа не была беременна, — спокойно ответил Рамон. — Она принесла в жертву счастье твоей матери и отца лишь для того, чтобы тот женился на ней. Она и не хотела иметь ребенка. Единственное, что ей было нужно, это деньги дона Педро.
— Но моя мать на самом деле была беременна, — с горечью произнесла Анна-Лиза. — Она была беременна мною, и он бросил нас, оставил в нищете.
Рамон покачал головой.
— Нет. Не думаю. Его кодекс чести никогда бы не позволил ему совершить такое. Я уверен, что он должен был содержать вас.
— Как это ни грустно, но в этом ты не прав, — прервала его она. — Мы никогда не получали от него никаких денег.
— Я уверен, что ты ошибаешься. Но, как бы там ни было, выходя за меня замуж…
— Прекрати! Зачем тратить слова впустую? — Неужели он думает, что она последует примеру Клаудии и выйдет за него ради денег?
— Попытайся посмотреть на это с логической точки зрения. Между нами существует влечение…
— Секс?
— Не говори так! — воскликнул он. — Для меня это гораздо больше, чем просто секс. У тебя есть все, что мне нужно. А у меня…
— Слишком много, — холодно оборвала его Анна-Лиза. — Поэтому тебе не обязательно прибавлять меня к своим трофеям. Тебе даже не придется покупать мое поместье по настоящей цене. Ты можешь просто подождать до того момента, как я совсем разорюсь. — Внезапно ее осенила еще одна догадка: — А не по этому ли поводу должна состояться моя встреча с новым адвокатом? Для того, чтобы подписать контракт, Рамон? Нужно только затащить меня в постель, и дело сделано, ты так думаешь, Рамон?
Его глаза сверкнули от еле сдерживаемой ярости.