Шрифт:
Для лучшего уяснения того обстоятельства, что г. Михайловский принял за историческую теорию то, что такой теорией не было и быть не могло, Маркс указывает на пример древнего Рима. Очень убедительный пример! В самом деле, если для всех народов "обязательно" пройти через капитализм, то как же быть с Римом, как быть со Спартой, как быть с государством Инков, как быть со множеством других народов, которые сошли с исторической сцены, не исполнив этой своей мнимой обязанности? Марксу судьба этих народов не осталась неизвестной; следовательно, он не мог говорить о повсюдной "обязательности" капиталистического процесса.
"Моему критику, — говорит Маркс, — угодно было мой очерк истории происхождения западноевропейского капитализма превратить в целую историко-философскую теорию исторического пути народов, роковым образом предначертанного для каждого из них, каковы бы ни были условия его исторического бытия. Но я прошу извинить меня: такое толкование для меня одновременно и слишком почетно, и слишком-постыдно".
Ну, еще бы нет! Ведь подобное толкование превращало Маркса в одного из тех "людей с формулами", над которыми он смеялся еще в своей полемике с Прудоном. Г. Михайловский приписал Марксу "формулу прогресса", а Маркс ответил: нет, покорнейше вас благодарю, мне этого добра не нужно.
Мы уже видели, как смотрели утописты на законы исторического развития (пусть припомнит читатель, что сказали мы о Сен-Симоне). Законосообразность исторического движения принимала у них мистический вид; путь, по которому идет человечество, был, в их представлении, как бы предначертан заранее, и никакие исторические события не могли изменить направления этого пути. Интересная психологическая аберрация! "Человеческая природа" является у утопистов исходным пунктом их исследований. Законы же развития этой природы, немедленно принимающие у них таинственный характер, переносятся куда-то вне человека и вне фактических отношений людей, в какую-то "супра-историческую" область.
Диалектический материализм и здесь переносит вопрос на совершенно другую почву, тем самым придавая ему совершенно новый вид.
Материалисты-диалектики "все сводят к экономии". Мы уже объяснили, как надо понимать это. Но что же такое экономия? Это совокупность фактических отношений людей, составляющих данное общество, в их производительном процессе. Эти отношения не представляют собою неподвижной метафизической сущности. Они вечно изменяются иод влиянием развития производительных сил, равно как под влиянием той исторической среды, которая окружает данное общество. Раз даны фактические отношения людей в процессе производства, из этих отношений вытекают роковым образом известные следствия. В этом смысле общественное движение законосообразно, и никто лучше Маркса не выяснил этой законосообразности. Но так как экономическое движение каждого общества имеет "самобытный" вид, вследствие "самобытности" условий, среди которых оно совершается, то не может быть никакой "формулы прогресса", охватывающей прошедшее и предсказывающей будущее экономическое движение всех обществ. Формула прогресса, это — та отвлеченная истина, которую, по словам автора "Очерков гоголевского периода русской литературы", так любили метафизики. Ho, по его же справедливому замечанию, отвлеченной истины нет; истина всегда конкретна: все зависит от обстоятельств времени и места, а если все зависит от этих обстоятельств, то их, значит и должны изучать люди, которые и проч.
"Для того, чтобы с уверенностью судить о ходе экономического развития современной России, я выучился по-русски и в продолжение несколько лет изучал официальные и другие имеющиеся в печати источники по этому вопросу".
Русские ученики Маркса и в этом случае верны ему. Конечно, у одного из них могут быть более, у другого менее обширные экономические познания, но дело здесь не в размере познаний отдельных лиц, а в самой точке зрения. Русские ученики Маркса руководствуются не субъективным идеалом и не какой-нибудь "формулой прогресса", а обращаются к экономической действительности своей страны.
К какому же выводу пришел Маркс относительно России? "Если Россия будет продолжать идти путем, избранным ею после 1861 года, она потеряет один из самых удобных случаев, который когда-либо исторический ход давал народу для минования всех перипетий капиталистического развития". Несколько ниже Маркс добавляет, что в последние го-ды Россия "довольно потрудилась" в смысле шествия по названному пути. С тех пор, как писано было это письмо (т. е. с 1877 года), прибавим мы от себя, Россия шла по этому пути все дальше и все быстрее.
Что же следует из письма Маркса? — Три вывода:
1) Пристыдил своим письмом он не русских своих учеников, а гг. субъективистов, которые, не имея ни малейшего понятия об его научной точке зрения, пытались переделать его самого по своему собственному образу и подобию, превратить его в метафизика и утописта.
2) Гг. субъективисты не устыдились письма по той простой причине, что, — верные своему "идеалу", — они и письма не поняли.
3) Если гг. субъективисты хотят рассуждать с нами по вопросу о том, как и куда идет Россия, то они в каждую данную минуту должны исходить из анализа экономической действительности.
Изучение этой действительности привело Маркса в семидесятых годах к условному заключению: "если Россия будет продолжать идти по тому пути, на который она вступила со времени освобождения крестьян, то она сделается совершенно капиталистическою страной, а после этого, раз попавши под ярмо капиталистического режима, ей придется подчиниться неумолимым законам капитализма наравне с другими народами-профанами. Вот и все!".
Вот и все. Но русский человек, желающий трудиться для блага своей родины, не может удовольствоваться таким условным выводом: у него неизбежно возникает вопрос: будет ли продолжать она идти по этому пути? Не существует ли данных, позволяющих надеяться, что путь этот будет ею оставлен?