"О, да он же постоянно в разъездах, в Америке или еще где-то".

Эш насторожился: значит, Бертранд бывал в Америке! Опередил его, побывав раньше в сияющей свободе. И хотя он постоянно представлял себе, что величие и свобода далекой страны должны находиться в очень значительной, хотя и не совсем осознаваемой взаимосвязи с величием и свободой этого недостижимого человека, теперь у Эша возникло впечатление, что из-за поездки президента в Америку его собственные планы переселения потерпели абсолютный крах. А поскольку у него возникли такие мысли и потому, что все стало таким далеким и недостижимым, его охватила злость: "У президента нет проблем, чтобы поехать в Америку… в Италию, впрочем, тоже".

Мартин охотно согласился: "Да ради Бога, хоть в Италию".

Эш решил навести справки в центральном правлении Среднерейнского пароходства о местонахождении Бертранда. Но вдруг это показалось ему излишним и он сказал: "Он в Баденвайлере".

Мартин засмеялся: "Ну что ж, ты, наверное, прав; они тебя все равно не пропустят… уж не скрывается ли какая-то зазноба за этой поездкой, а?" "Я уж отыщу средства и способы, чтобы меня пропустили", — в голосе Эша звучала угроза.

У Мартина возникли какие-то предчувствия: "Не делай глупостей, Август, не лезь к нему; он порядочный человек и достоин уважения".

Очевидно, он не представляет себе всего того, что кроется за именем Бертранд, подумал Эш, но не мог ничего рассказать, поэтому просто выпалил:

"Все они порядочные, даже Нентвиг, — и после короткого размышления добавил:

— Мертвые тоже бывают порядочными, только цена этой порядочности определяется наследством, которое они оставляют кому-то".

"Как это понимать?" Эш пожал плечами: "Никак, я просто так… да и, в конце! концов, до лампочки, порядочный кто-то там или нет; это всего лишь одна сторона медали; дело-то вообще не в нем, а в том что он сделал — И со злостью добавил: — В противном случае вообще невозможно будет ничего понять".

Мартин насмешливо и в то же время озабоченно покачал головой:

"Послушай, Август, здесь в Мангейме у тебя есть дружок, он вечно всем недоволен. Мне кажется, это он сбивает тебя столку…" Но Эш непоколебимо продолжал: "И без того невозможно разобраться, где белое, а где черное. Все перемешалось. Ты даже не знаешь, что произошло и что происходит…" Мартин снова улыбнулся: "А еще меньше я знаю, что произойдет".

"Будь в конце концов серьезным. Ты жертвуешь собой для будущего; это твои слова… единственное, что остается, — жертва для будущего и искупление за то, что произошло; порядочный человек жертвует собой, иначе все пойдет прахом", Тюремный надзиратель подозрительно прислушался: "Здесь запрещено вести всякие там революционные разговоры".

Мартин сказал: "Это не революционер, господин надзиратель. Скорее вас можно обвинить в этом".

Эш был просто ошарашен, что его мнение воспринято таким образом. Теперь он стал еще и социал-демократом! Ну и пусть! И с упрямым видом добавил: "А мне все равно, пусть будут революционными, Впрочем, ты сам всегда убеждал, что не имеет абсолютно никакого значения, порядочный человек капиталист или нет, потому что бороться нужно с капиталистом, а не с человеком".

Мартин сказал: "Вот видите, господин старший надзиратель, стоит ли после этого встречаться с теми, кто тебя проведывает? Этот человек своими речами растравил мне душу. Где уж мне тут исправляться, — И повернувшись к Эшу, добавил: — Как был ты, дорогой Август, бестолочью, так и остался".

Надсмотрщик вмешался: "Служба есть служба", а поскольку ему и без того было невыносимо жарко, он посмотрел на часы и заявил, что время свидания истекло. Мартин взялся за костыли: "Ну что ж. забирайте меня снова".

Он протянул Эшу руку:

"И позволь дать совет тебе, Август, не делай глупостей. Ну, и большое тебе спасибо за все".

Эш был не готов к такому резко изменившемуся ходу событий. Он задержал руку Мартина в своей и, задумавшись, подать ли руку не вызывавшему дружественных чувств надзирателю, решил подать- они ведь все-таки вместе сидели за одним столом, а Мартин удовлетворенно кивнул головой, Затем Мартина увели, и Эша опять удивило то, что выглядело это так, словно Мартин выходил из забегаловки матушки Хентьен, а он шел при этом в тюремную камеру!

Все, что происходило в этом мире, казалось теперь безразличным. Но тем не менее это было не так: нужно просто пересилить себя.

Перед воротами тюрьмы Эш вздохнул; он похлопал себя по бокам, чтобы убедиться в своем существовании, и обнаружил в кармане предназначавшиеся Мартину сигареты, в нем начала закипать эта проклятая необъяснимая злость, а с его губ снова слетели сочные ругательства. Даже Мартина он назвал вызывающим насмешки болтуном, демагогом, хотя, по существу, его не в чем было обвинить, максимум в том, что разыгрывает из себя главное действующее лицо, тогда как здесь в действительности речь идет о более важных делах, Но таковы все демагоги.

Эш отправился обратно в город, разозлился на кондуктора трамвая из-за его неосведомленности и забрал свои вещи от фрейлейн Эрны. Она приняла его с большим расположением. А он в ярости на крайнюю запутанность всего в этом мире оставил это без внимания. Затем он наспех простился и поспешил на вокзал, чтобы поспеть к вечернему поезду на Мюльхайм, Если желания и цели начинают сгущаться, если мечты простираются аж до великих изменений и потрясений в жизни, то тогда путь сужается до темного туннеля и дремотное предчувствие смерти опускается на того, кто до сих пор бродил во сне: то, что было — желания и мечты, — проходит еще раз перед глазами умирающего, и можно назвать почти что случайностью, если это не приводит к смерти.