— Возможно, это случилось недавно, и они только в последнее время стали подпадать под контроль андроидов.

— Они контролировали управление с самого начала. С самого начала моим начальником был Гарланд.

— В соответствии с тем, что оно мне рассказало, — сообщил Рик, — на Землю прибыла целая команда. Это было не три года назад, а всего несколько месяцев.

— Значит, когда-то существовал и настоящий Гарланд, — сказал Фил Реч, — и в какой-то момент его подменили. — Его лицо исказилось. Он пытался разобраться. — Или это в меня встроена система ложной памяти и мне кажется, что я работал с Гарландом уже три года. Но…

Лицо его исказилось еще больше, раздираемое внутренним волнением.

— Но только андроиды способны носить в себе ложную память. По отношению к людям эта система неэффективна.

Лифт остановился, двери открылись, и перед ними оказалась пустая крыша со стоянками аэрокаров. Это была посадочная площадка полицейского управления.

— Вот моя машина, — сказал Реч.

Он открыл дверцу стоящего неподалеку аэрокара и быстрым взмахом руки поторопил Рика войти в кабину.

Сам он сел за управление и запустил двигатель. Секунду спустя они поднялись в небо и, повернув на север, направились к старому зданию Оперы.

Фил Реч вел кар почти машинально. Его одолевали мрачные мысли.

— Послушайте, Декард, — сказал он. — После того, как мы устраним Любу Люфт, я хочу, чтобы вы… — Его хриплый голос прервался. — Вы понимаете. Чтобы вы провели меня через тест Бонелли или через ваш тест по шкале эмпатии. Я хочу знать, кто я.

— Об этом можно позаботиться и позднее, — уклончиво ответил Рик.

— Вы не хотите этого? — Он бросил взгляд на Декарда. — Я подозреваю, что вы знаете результаты. Видимо, Гарланд сказал вам что-то, что вы не хотите мне раскрывать.

— Любу Люфт будет тяжело убрать дажё вдвоем. С такими, как она, мне одному не справиться. Давайте пока не будем отклоняться от цели.

— Дело ведь не только в системе ложной памяти, — продолжал Реч. — У меня ведь есть животное, и не электрическое, а настоящее — белочка. Я очень люблю ее, Декард. Каждое утро я кормлю ее и меняю подстилку — такую бумагу, знаете, которую кладут на пол клетки. А вечером, когда я возвращаюсь с работы, я выпускаю ее на волю, и она прыгает по всей квартире. В клетке у нее есть колесо. Вы когда-нибудь видели, как белка крутится в колесе? Она бежит и бежит, колесо крутится, а она остается на месте. Баффи это, кажется, нравится.

— Я думаю, — сказал Рик, — белки не очень умные животные.

Дальше они летели в молчании.

Двенадцать

В Опере Декард и Реч узнали, что репетиция закончилась и мисс Люфт уехала.

— Она не сказала, куда собирается? — спросил Фил Реч у рабочего сцены.

Он показал свое удостоверение работника полиции.

— Вроде в музей. — Рабочий рассматривал удостоверение. — Она сказала, что хочет успеть на выставку Эдварда Мунка. Завтра она закрывается.

«А Люба Люфт „закроется“ сегодня!» — подумал Рик.

Пока они шли к зданию музея, Реч сказал:

— Как вы считаете, есть у нас шанс, что она еще в музее?

— Не знаю, — ответил Рик.

Они вошли в здание музея, выяснили, на каком этаже находится выставка, и стали подниматься. Вскоре они уже бродили среди картин и деревянных статуй. На выставке были люди, включая целый класс школьников.

Пронзительный голос учительницы разносился по всем залам выставки. Рик подумал: «Вот так должен звучать голос анди, и выглядеть он должен как эта учительница, вместо того чтобы звучать и выглядеть как, например, Люба Люфт, или Рейчел Розен, или как человек, вернее, устройство, стоящее рядом».

— Вы слышали когда-нибудь, чтобы у андроида было домашнее животное? — спросил Рика Фил Реч.

По какой-то необъяснимой причине Рик испытывал желание быть честным до жестокости и сказал:

— Мне известны два случая, когда анди владели животными, но это случается крайне редко. Могу сказать, что анди, как правило, не содержат животных. Животные требуют тепла, кроме насекомых и рептилий, конечно.

— А белка? Ей ведь тоже нужна атмосфера тепла. Баффи живется прекрасно. Я расчесываю ее каждый день.

Фил Реч остановился рядом с картиной, выполненной масляными красками, внимательно рассматривая ее.

На картине было изображено безволосое страдающее существо с головой, похожей на перевернутую грушу, с прижатыми от ужаса к ушам ладонями, с открытым в беззвучном крике ртом. Искаженные, судорожные волны мук этого существа, словно эхо крика, расходились в воздухе вокруг его головы. Мужчина этот — или женщина — казался заключенным в свой собственный вопль и зажал уши, чтобы не слышать его. Существо стояло на мосту, где больше никого не было.