— Бельгийцы очень хотят увидеть домашний быт советских людей. Они ничего не знают о жизни в России. Не можете ли вы принять их у себя? — спросил Коля.

Мы с радостью согласились. Но надо не ударить лицом в грязь — принять красиво и богато. Командовала парадом теша, она дала мне задание — что покупать. Я поехал в магазин к своему пациенту — продавцу мяса в гастрономе возле метро «Войковская». Его звали Славка — громадный мужик невероятной силы, нужной для рубки замороженной туши. Я вылечил его от тяжелого перелома ноги, и Славка считал меня своим спасителем. Приходил я к нему в сырой и грязный подвал магазина всегда с «заднего прохода».

— Доктор, давай выпьем! — радовался он и бросал рубку туши.

Тут же появлялась бутылка «Московской» с закуской. Пил Славка каждый день и целый день — стаканами, без перерыва. Выпив пару стаканов, он жаловался на нового директора, отставного полковника КГБ, который хотел поймать его за этим занятием:

— Я от него бутылки в бачок в уборной прячу — туда он не долезет. Такой, блядь, — он хотел обругать его как можно жестче и подыскивал ругательство погрубей, наконец нашел и злобно выговорил, — он такой, блядь, ком-му-нист!..

Определения хуже этого он не придумал.

Хотя я отказывался пить, Славка все равно уговаривал. Как многие алкоголики, он просто не понимал — как это можно не пить водку. Потом он выбирал лучшую тушу из замороженных и рубил для меня лучшие куски — вырезку, без костей и жил, сам шел за прилавок, взвешивал, говорил мне цену, я расплачивался. Со свертком в руках и с гадливым чувством на душе я уходил через тот же «задний проход». Я всегда испытывал чувство унижения от того, что должен был покупать мясо подпольно, и угрызения совести за то, что мне доставались такие куски, которые не достанутся женщинам в длинной очереди. Русская поговорка «не имей сто рублей, а имей сто друзей» была в этом случае самой правильной из-за постоянного недостатка во всем.

Через других своих пациентов я раздобыл дефицитную черную и красную икру, рыбные закуски и пшеничную водку, выпускаемую только на экспорт. В булочной на улице Горького купил ржаной черный хлеб и традиционные русские калачи в виде замка с ручкой. Из всего этого теща с Ириной соорудили хлебосольный русский стол, сплошь уставленный блюдами. На гостей это произвело впечатление, и прием проходил очень хорошо. Я смотрел на них и удивлялся — как они отличались от наших инженеров своим холеным видом и прекрасными костюмами. Бельгийцы деликатно пробовали небольшие порции всех блюд, вежливо хвалили, но совершенно не умели пить водку — осторожно сосали ее маленькими глоточками и удивлялись, когда я показывал, как опрокидывать в рот целую рюмку. Коля переводил наши беседы, он знал, что я умел пить не только водку, но и чистый спирт (хирурги должны уметь пить все). Как особый «русский фокус» он попросил меня продемонстрировать это бельгийцам. Сначала он объяснил им, что такое этот спирт, и дал им пригубить. Спирт обжег их губы, они в ужасе замахали руками и завороженно уставились на меня, когда я бодро выпил рюмку спирта, не разводя и не запивая. В их глазах это было русским чудом; бедняги, они не знали, что настоящее чудо в другом: в том, что чуть ли не все мужчины нашей страны всю жизнь пьют еще больше.

На следующий вечер Коля благодарил нас за прием его коллег, говорил, как им понравился русский стол. Я рассказал, какими непрямыми путями и с каким униженным чувством мне пришлось доставать продукты, рассказал о мяснике Славке. Пораженный, Коля реагировал так:

— Знаешь, если бы я рассказал об этом моим бельгийцам, они просто не поверили бы мне. У нас в Бельгии избыток всяких продуктов, самые лучшие сорта мяса всегда в изобилии. Добыча мяса с такими трудностями и унижениями, особенно доктором — вне пределов нашего понимания. Это какое-то ваше особое советское самобичевание. Мы все удивляемся, как радуются каждой подаренной шариковой ручке ваши большие начальники из Комитета по науке и технике. Нет, вы, советские, живете в совершенно непонятных нам бытовых лишениях и трудностях.

Он был прав. Но как было втолковать ему, что вместо мяса и шариковых ручек для своих людей советское правительство уже годами рассылает по всему миру многие миллиарды на распространение коммунизма и на вооружение повстанцев в странах третьего мира — в Африке, Азии, Южной Америке. Я все больше и больше это понимал, и тогда мне пришла идея вести дневник, внося в него свои мысли и наблюдения.

Деловые переговоры бельгийцев кончились ничем, но Коля с Леной, вместе с группами инженеров приезжали еще много раз для их продолжения. Между нами и Савицкими наладились крепкие дружеские отношения. Когда они путешествовали по Европе, отовсюду присылали нам красивые открытки. Каждая начиналась словами: «Сидим в ресторане на берегу Женевского озера и вспоминаем вас…», «Путешествуем по Италии, сидим на балконе в Риме с видом на Ватикан и вспоминаем вас…», «Сидим в Германии на берегу Рейна, любуемся скалой Лорелеи и вспоминаем вас…». Мы тоже любовались видами, но только на открытках, и со вздохом думали, что нам никогда не удастся увидеть тот прекрасный мир Западной Европы. Под влиянием этих контактов с Савицкими мы сравнивали наши жизни, а такое сравнение — самый лучший способ осмысливания того, что делается вокруг.

Коля приезжал опять и опять с новыми делегациями своей фирмы в Москву, их встречали «на высоком уровне» — прямо у трапа самолета, и провозили мимо таможни на правительственных машинах Комитета по науке. Все сотрудники Комитета были секретными полковниками и майорами КГБ. Каждый раз бельгийцы привозили подарки-взятки тем советским чиновникам. Потом полковники и майоры сами тоже стали ездить в Бельгию для переговоров. Как шли переговоры я не знал, но Коля рассказывал, что там они накупали себе джинсы и другие вещи, в чем он им помогал. Он уже много раз составлял и переписывал проект делового соглашения, советские обещали его подписать, но дело никак не двигалось. И мы еще много раз принимали у себя дома все новые делегации бельгийцев и угощали их мясом от Славки-мясника. Наши отношения с Колей становились очень дружественными и как-то раз я спросил его, когда мы были вдвоем:

— Приводят к чему-нибудь ваши переговоры о научном сотрудничестве?

— Пока — ни к чему. Советская сторона все тянет и тянет. Мы предлагаем им выгодные условия, даем низкие цены и рассрочку. Они вроде бы соглашаются, но в последний момент отказываются подписать, а просят продолжать переговоры снова и снова. И все хотят присылать к нам свои новые делегации. Я уже устал их встречать и покупать им разные подарки. Мы не перестаем удивляться — зачем все это?

— Хочешь знать — зачем? Им совсем не нужно деловое сотрудничество с вами; чего они хотят — это завести побольше контактов в Бельгии, чтобы иметь там свою разведку.