Бригадир поднялся со стула и, переминаясь с ноги на ногу, молчал.

— Что, стыдно говорить? — с издевкой спросил Шлемин.

Тут с места взорвалось несколько голосов:

— Ты бы, секретарь, сначала пожил бы нашей жизнью!

— Да у нас хлеба свежего по неделям не бывает!

— А ты когда в баньке мылся, секретарь? А мы вот месяц, как не моемся.

— Ты небось газеты в кабинете читаешь, при электрическом свете, а мы и солнца за деревьями не видим.

— Ты бы лучше нам кину привез, чем судью показывать.

Секретарь успел только выкрикнуть:

— Ладно, поговорим с вами в районном комитете.

— Чего нам разговаривать? Закончим срок работы и разъедемся по домам. Давай судью!

И начался суд. Заговорила судья:

— Нам известно о случае нарушения общественного порядка прелюбодеянием в общественном месте.

Наэлектризованная аудитория ответила:

— Ха-ха-ха!.. Хо-хо-хо!.. Хи-хи-хи!..

Судья подождала и строго сказала:

— Суд хочет знать, кто были те двое?

Их дружно вытолкнули на середину:

— Выходи, выходи, сейчас будут судить за то, что прелюбодействовали. Ха-ха-ха!

Судья потребовала:

— Подсудимые, вы признаете себя виновными в том, что нарушили общественный порядок, прелюбодействуя в общественном месте?

— Это чегой-то, а? — придуривался парень.

— Я таких слов не понимаю, — жеманно отвечала его партнерша.

Народ хохотал:

— Ах ты, бля такая — не понимает! Ты ему давала тута при нас? Теперь понимаешь?

Она потупила глаза, входя в роль:

— Ах, это-то. Это я не знала, как называется.

Парень бубнил:

— Да ведь всего один разок, товарищ судья, всего-то разок.

Судья взвизгнула:

— Я вас не спрашиваю, сколько раз. Это не имеет значения.

Народ зашумел:

— Нет, если бы он ее много раз уделывал, так ему бы и наказание больше. Это не по справедливости.

— Но, значит, сам факт вы признаете? — перекричала народ судья.

— Может, он и признает, а я вот не признаю, — обиделась подсудимая. — Кажись, я в тот раз и не с ним была вовсе.

Народ покатился от смеха:

— Ай да артистка! Да тебе не сучки рубить, тебя в кине снимать надо.

— Тише, товарищи, внимание! — призывала судья. — Если это был не этот товарищ, то кто же другой? Назовите, чтобы не наказывать невиновного.

— Так я же его не видела, он же мне подол поверх головы загнул.

Все уже устали смеяться, секретарь и судья чувствовали себя по-дурацки. Она назначила штраф — по пятидесяти рублей с каждого нарушителя, и они быстро уехали. Толпа в сенях провожала их, комментируя событие. Осужденные стояли тут же. Она сказала ему.

— Ну, теперь небось побоишься?

— Что, я побоюсь? — возмутился парень и схватил ее за руку. — А ну пойдем!

И они повторили все в более изощренном варианте.

После того как ребята рассказали мне об этом, в следующий мой приезд они показали тех Ромео и Джульетту. Она кокетливо предложила:

— Хотите посмотреть, доктор?

Никакой опыт жизни не должен проходить мимо — все может обогатить понимание и может пригодиться. В Шалговарах я был абсолютно изолирован, но зато еще больше узнал скудную русскую глубинку. И я научился быть врачом на все руки. Этот опыт дал мне умение справляться с болезнями минимальными средствами, которые есть под рукой.

Но я истосковался по хирургической работе, по своей уютной комнате, по друзьям, подругам и книгам. Когда живешь в такой глубинке, которая кажется отсталой по сравнению даже с глухим городком, то постепенно погружаешься в жизнь той дыры и отстаешь от мира. Пока я тосковал и мерз в Шалговарах, я даже не знал, что Карело-Финскую Республику переименовали в Карельскую и ввели в состав РСФСР. Это было явно миролюбивым шагом по отношению к соседней Финляндии и снимало угрозу присоединения ее к СССР. Правда, с этим понижением статуса потерялось и высокое положение местных властей, и в петрозаводских министерствах была растерянность.

Еще одна новость ждала меня: наша республиканская больница переехала в новое, наконец-то построенное большое здание — на краю города, возле леса. Для сотрудников там выстроили два жилых дома и мои друзья — молодые доктора — впервые получили квартиры. Сменился и главный врач — новым начальником стала Лидия Теодоровна Филимонова. В работе она делала ставку на молодых, и многие из моих друзей продвинулись на заведование отделениями. Для них это был период возрождения — жизнь все-таки постепенно налаживалась.