Шрифт:
Он специалист своего дела и может быть одинаково полезен и антибольшевикам, и самим большевикам.
Для начала он решил сам выяснить, действительно ли советское посольство в Риге миролюбиво относится к русским, желающим вернуться на родину. Несколько раз он прошел мимо советского консульства. Там всегда толпились русские, стремившиеся домой, в Россию. С одним, уже получившим визу, он разговорился. Спросил, много ли задают вопросов.
— Всего три: год и место рождения, специальность и при каких обстоятельствах покинул Россию.
— Что же вы ответили на последний вопрос?
— Правду: находился в армии, не ведал, что делается, верил своим командирам.
И наступил день, когда Дружиловский сам зашел в консульство. Там ему дали опросный листок, в нем действительно было всего три вопроса и на обороте просьба указать, по какому документу в настоящий момент проживает заявитель. Но когда Дружиловский назвал свою фамилию, ему почудилось, что в глазах у консульского сотрудника мелькнуло удивление.
Дружиловский сказал, что он снова на днях придет, но больше и близко не подходил к этому дому.
«Операция подготовлена и фактически начата. Исполнители: Сумароков и Дальний [9] . Их контакты с Дружиловским непрерывны. У обоих впечатление о нем одинаковое — при большом самомнении, умом не блещет и трус. Последнее, очевидно, будет нашей главной трудностью.
Подготовьте все на границе. С латвийской стороны Сумароков все уже сделал, и стоило это гораздо дешевле, чем ожидалось. У меня создается впечатление, что известный вам Пограничник [10] все яснее дает нам понять, что готов помогать нам бесплатно. Не поговорить ли с ним в открытую?
9
Сумароков — условное имя Воробьева. Дальний — подлинная фамилия Башкирцева. Оба они были связаны с советской разведкой. Оба были действительно русскими из Варшавы и пострадали от польской дефензивы. Бежав из Польши, они поселились в Риге и вскоре установили связь с советской разведкой. Работали среди русской эмиграции в Латвии и многим честным людям помогли вернуться на родину или избежать сетей иностранных разведок, вербовавших в Прибалтике исполнителей для проведения диверсий против Советского Союза. Немало сделали они и для разоблачения врагов нашего государства.
Во время подготовки операции против Дружиловского Воробьев писал в Москву: «За все время нам еще не приходилось иметь дела с такой законченной в своей гнусности продажной личностью, воображающей себя политической фигурой. Если бы Вы только знали, как нам. невероятно трудно выслушивать, да еще одобрительно, рассказы этого негодяя о его прежних заслугах. Цинизм неисповедимый. Например, в отношении Болгарии он выразился так: «От моей работы тамошние красные захлебнулись в собственной крови». И тут же начинает рассуждать (правда, пока еще не очень уверенно) о том, как должны обрадоваться в Кремле, если он предложит ему свои услуги. В общем, нет меры подлости, применимой к этому, с позволения сказать, человеку...»
10
Речь идет о капитане латвийской пограничной стражи в районе Латгалии, который действительно впоследствии был связан с советской разведкой.
Резолюция на донесении:
Срочно — Кузнецу
1. На границе все готово, но не следует торопиться, помня, что трусость — сестра подозрительности.
2. Предложение в отношении Пограничника одобряется, он сделал для нас уже вполне достаточно, чтобы понимать свое положение.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Наступило жаркое лето. Многие рижане перебрались на Взморье или уехали на хутора. Субботним утром Дружиловский шел по Елизаветинской улице и нос к носу столкнулся с трижды проклятым польским поручиком Клецом. Оба так растерялись, что поздоровались, но мгновенно побагровевший поляк спросил с яростью:
— Кто вас сюда пустил? — он оглядывался по сторонам, точно искал полицию.
Перепуганный Дружиловский прибежал к Воробьеву в редакцию и рассказал о встрече.
Воробьев тревожно задумался, теребя бороду.
— Встреча и впрямь неприятная, — сказал он наконец. — Весь вопрос, что Клец предпримет, а от него можно ждать чего угодно. Во всяком случае, разыскать вас в Риге ему особого труда не составит.
— Я могу попросить защиты в эстонском посольстве, — сказал Дружиловский. — У меня эстонский паспорт.
— Вам придется рассказать там слишком много, чтобы они поняли, какая вам грозит опасность, — охладил его Воробьев. — Кроме того, эстонское посольство не станет из-за вас портить отношения с польским.
— Но я для них в некотором роде лицо официальное, — возразил Дружиловский, имея в виду причастность к эстонской разведке.
— То есть? — Воробьев и раньше догадывался, почему у подпоручика эстонский паспорт.
— Это не важно, — уклонился Дружиловский. — Но что же можно предпринять?
Они долго сидели молча. Дружиловский с надеждой ждал совета, а Воробьев в это время думал о том, что встреча подпоручика с Клецом может ускорить операцию и это внезапно возникшее обстоятельство надо использовать.
— Следует посоветоваться с Башкирцевым, — сказал он энергично. — У него возможностей больше, чем у нас с вами вместе. Сейчас же поедем к нему на дачу и пробудем там до понедельника. Кроме всего, там вы будете в полной безопасности. А он как раз полчаса назад звонил, приглашал.
На Взморье ехали втроем.
За окнами вагона проплывала пестрая панорама дачного пригорода — янтарные свечи сосен, ярко покрашенные виллы, а вверху — голубое небо с темнинкой от близкого моря. А взглянешь в окно напротив — там сверкает на солнце река, и за ней во все стороны зеленый простор до самого горизонта, где синеет зубчатка леса.