Шрифт:
— Нет, вы не дух, это несомненно… [32] — сказал я, чувствуя то же, что чувствовал, когда Холмс восстал из Рейхенбахского водопада.
— В чём дело? — удивился почтальон. — Где мой автомобиль?
Холмс обернулся, и вдруг быстро зашагал в сторону почты.
— Нам нужно уходить отсюда. Я чую, что тут всё не так просто. Спрашиваете, в чём дело? Мы считали вас погибшим.
У «Кайзерхофа» мы попрощались со Штольцем и Агнесс Клозе. Шофёр угрюмо произнёс:
32
См. «Пустой дом».
— Хотел бы я знать, кто устроил со мной такую штуку. Такого со мной никогда не было. Встретимся завтра.
Глава VII. Мы в ловушке
На следующий день Исаев снова ушёл на разведку. Холмс сидел в кресле и грыз ногти.
— Ватсон, что вы скажете о фройляйн Клозе?
— Она очаровательна, словно…
— Я не просил вас повторять то, что нам обоим отлично известно.
— Прошу прощения, я всего лишь хотел сказать, что она напоминает женские образы на картинах прерафаэлитов.
— Вам больше нечего сказать? Я хотел бы, чтобы вы оценили не внешние качества.
— Я вижу, она очень добра, сердобольна, и трудолюбива, хотя последнее качество свойственно немцам. Но в тоже время она чувствительна и слишком много плачет. К сожалению, я не могу согласиться с тем, что у неё сильный характер.
— Я полностью согласен с вами.
В этот миг Исаев вернулся в гостиницу. Оглянувшись по сторонам, он достал из-под пальто фотоаппарат.
— Я побывал в Рейхстаге и в Городском дворце под именем фотографа Штирлица. Вы не представляете, что по вечерам происходит во дворце. Общедоступный бал. Единственное проявление демократизма в Германии. Бал называют общедоступным, но фактически для тех, кому хочется туда попасть, и для тех, кому есть что надеть.
— И всем есть что надеть? — поинтересовался я.
— Вы правы. Большинство женщин были одеты в д… д… д… д… д… декольтированные платья. Одним словом, загнивающий Запад.
— Ватсон, вы теперь можете сделать вывод о том, что бал действительно был общедоступным.
— Я не могу сделать такой вывод.
— Рассудите сами. Исаев сказал о большинстве женщин, а не обо всех побывавших там женщинах. Следовательно, бальные платья были не у всех.
— Может вам это нравится, а вот мне пришлось ради конспирации фотографировать. Теперь у меня нет желания проявлять плёнку.
Исаев снова ушёл, и я при отсутствии других занятий продолжил написание правдивых рассказов о расследованиях Шерлока Холмса после его беспрецедентного возвращения. Мой друг задумчиво вертел в руках трубку, не решаясь наполнить номер табачным дымом и тем самым вызвать нарекания. Бросив трубку, он взял скрипку и исполнил мелодию собственного сочинения. Я не помнил, слышал ли я уже эту мелодию. Вечером я вспомнил о свежем воздухе и уговорил Холмса и выйти на улицу.
Выйдя из гостиницы, мы пошли на юг по Вильгельмштрассе и прошли мимо Имперской почты. Нас обдувал холодный воздух, по асфальту летели жёлтые листья. На перекрёстке нас нагнал Исаев.
— Шпионите? — спросил Холмс.
— Да, герр Хаузер. Я сделал одно интересное наблюдение. Приходилось ли вам слышать о том, чтобы пациент влюбился в медсестру? Кажется, некий буржуй даже написал об этом книгу. Ладно, плевать на него. Я имею в виду…
— Говорите толком! О ком вы рассказываете?
— Под пациентом я подразумеваю Штольца. А о какой медсестре идёт речь, вы сами понимаете.
Мы молча стояли, обдумывая новость. Наконец, Холмс издал возглас отчаяния.
— Я догадывался об этом. Но в то же время я опасался за нашего милого доктора!
— Руки вверх! — раздался громкий голос.
Мы обернулись на голос и увидели двоих немцев, грозно смотревших на нас. Они были удивительно похожи друг на друга, одеты в чёрные пальто и шляпы, у них были тёмные очки, а их усики я впоследствии видел на лице бродяги Чарли. За спиной стояли полицейские — шуцманы в своих фуражках в форме ведёрка.
— Вы пойманы! — крикнули немцы с ещё большей берлинской резкостью, чем нам приходилось слышать.
— Бежим, товарищи! — крикнул Исаев. — Мы должны предупредить союзников!
Исаев произнёс эти слова с такой уверенностью, словно знал этих людей. Мы помчались по Вильгельмштрассе мимо правительственных учреждений. Из соседней улицы вышли наши союзники. На тщательно причёсанной голове Штольца было канотье и теперь он весь выглядел как денди. Впечатление портил лишь пластырь под левым глазом. Фройляйн Клозе откинула вуаль-бинт, на левом плече висела ковровая сумочка, в правой руке был букет роз.