— Простите, я все еще хожу по вашему дому, — донесся голос с другого конца комнаты. — Гай, дом потрясающий, я словно попала в девятнадцатый век.

У комода стояла Хелен Хейберн, подруга Анны еще по бермудской школе. А в комоде — маленький револьвер, подумал Гай.

— Будьте как дома. Я поднялся за носовым платком. Как чувствует себя ваша выпивка? — спросил Гай, выдвигая левый верхний ящик, где лежали нежеланный револьвер и ненужные носовые платки.

— Как сказать — лучше, чем я.

Гай решил, что у Хелен один из ее «малохольных» периодов.

Она была художницей по рекламе, и хорошей художницей, по мнению Анны, но бралась за работу лишь тогда, когда садилась на мель, истратив трехмесячное содержание. Он чувствовал, что она невзлюбила его с того раза, как он не пошел с Анной к ней на вечеринку. Чем она занимается в их спальне, делая вид, что выпила больше, чем на самом деле?

— Гай, вы всегда такой серьезный? Знаете, что я сказала Анне, когда она сообщила, что выходит за вас?

— Что она с ума сошла.

— Я сказала: «Но он такой серьезный. Очень красивый и, может быть, гениальный, он такой серьезный, как ты можешь его выносить?» — Она потянулась к нему своим широковатым хорошеньким бледным личиком. — Вы даже и не оправдываетесь. Спорю, вы такой серьезный, что даже меня не поцелуете.

Он заставил себя подойти и поцеловать ее.

— Тоже мне поцелуй.

— Но я нарочно забыл о серьезности.

Он вышел. Она расскажет Анне, решил он, скажет, что в десять часов застала его в спальне со страданием на лице. А то еще и в комод полезет, и револьвер найдет. Впрочем, он и сам в это не верил. Хелен глупенькая, он не мог взять в толк, что в ней нравится Анне, но не вредная и, как Анна, не любит лезть в чужие дела. Господи, разве со дня их переезда револьвер не лежит себе спокойно на своем месте, хотя в соседнем ящике Анна держит свои вещи? Он не боялся, что Анна полезет досматривать его половину комода, как не боялся, что она будет вскрывать его письма.

Когда он спустился, Бруно и Анна сидели у камина на прямоугольном диване. Стакан, которым Бруно небрежно балансировал на спинке дивана, оставил на обивке темно-зеленые пятна.

— Гай, он мне рассказывает все-все о новом Капри, — сообщила Анна, глядя на него снизу вверх. — Мне так хочется побывать там с тобой.

— Главное — снять весь дом целиком, — продолжал Бруно, не обращая внимания на Гая, — например, замок, и чем больше — тем лучше. Мы с мамой жили в таком огромном замке, что ни разу не доходили до другого крыла, пока как-то вечером я не перепутал двери. Так на том конце террасы собралось за столом целое итальянское семейство. В тот же вечер они все пришли к нам, их было около дюжины, и предложили даром прислуживать, только чтоб мы их не прогоняли. Мы их конечно, оставили.

— Вы не изучали итальянского?

— Нужды не было! — ответил Бруно, пожав плечами, голос у него снова был хриплый, какой постоянно звучал в воображении Гая.

Гай занялся сигаретой, всей спиной ощущая жадный, робко-игривый взгляд, каким Бруно смотрел на Анну. Этот взгляд проникал под кожу глубже, чем цепенящие уколы алкоголя. Конечно же Бруно успел расхвалить ее платье, любимое платье Гая из серой тафты с крохотным синим рисунком, напоминающим павлиний глаз. Бруно всегда обращал внимание на то, как одеваются женщины.

— Мы с Гаем, — отчетливо произнес голос Бруно у него за спиной, словно он уже к ним повернулся, — мы с Гаем однажды говорили о путешествиях.

Гай раздавил сигарету в пепельнице, загасил каждую искорку и подошел к дивану.

— Ты не хочешь сходить наверх поглядеть нашу комнату для игр? — спросил он Бруно.

— Конечно, — ответил тот, вставая. — В какие же игры вы играете?

Гай втолкнул его в маленькую комнату, обитую красным, и закрыл за собой дверь.

— Ты когда-нибудь остановишься?

— Гай! Ты пьян!

— Чего ты добиваешься, рассказывая всем и каждому, что мы старые приятели?

— Не всем. Одной Анне.

— Неважно, ей или кому другому. Чего ты этим добиваешься? Чего добиваешься, явившись сюда?

— Тише, Гай! Ш-ш-ш-ш!

Бруно небрежно повел рукой со стаканом.

— Полиция до сих пор держит твоих знакомых под наблюдением, верно?

— Меня это не беспокоит.

— Убирайся. Немедленно убирайся, — Гай пытался сдержать себя, голос у него прерывался от напряжения. А почему, собственно, он обязан сдерживаться? За револьвером с последней пулей ходить недалеко — спальня напротив.

Бруно устало на него посмотрел и вздохнул. Он дышал под нос, и присвист его дыхания был точь-в-точь, как тот звук, что Гай слышал ночами у себя в комнате.

Гай слегка покачнулся, и это привело его в ярость.

— По-моему, Анна очень красива, — любезно заметил Бруно.

— Еще раз застану тебя за разговором с ней — убью.

Улыбка увяла на губах Бруно, но тут же расцвела еще шире:

— Это что, Гай, угроза?

— Нет, обещание.

Через полчаса Бруно отключился позади дивана, на котором раньше сидел рядом с Анной. Лежащий на полу, он казался очень высоким, а его голова — маленькой на большой каминной плите. Трое мужчин его подняли и остановились, не зная, что делать дальше.