С любопытством он провожает взором фигуры людей. Чаще всего это крестьяне, копошащиеся у своих виноградников. Вот он видит старуху, согнувшуюся под тяжестью вязанки с хворостом, или встречается глазами через окно крестьянского дома со взглядом бедной пряхи, поднявшей на минуту голову при звуке его шагов; вот он кланяется старику, греющемуся на пороге под лучами солнца. Он жадно наблюдает тяжелую, но трогательную жизнь своих земляков. Надо отдать должное: с раннего детства Жорес не испытывает никакого отчуждения от них или превосходства над крестьянами. Он близок к земле так же, как и они. Он испытывает такие же чувства, желания, он думает, как они; он крестьянин, и он рад этому.

Любимым занятием Жанно были полевые работы. Он трудился наравне с детьми крестьян. Он помогает косить пшеницу, вяжет ее в снопы, нагружает повозку. Его кожа обожжена солнцем, как у любого крестьянского мальчишки, В детстве Жорес приобрел и сохранил на всю жизнь благоговейное уважение к труду земледельца, глубокую любовь к земле. Впоследствии он станет нередко повторять: «Я упрям, как мужик…» Да, по правде говоря, в нем всегда будет ощущаться просвещенный крестьянин. А не помогут ли нам в дальнейшем эти случайные, быть может, черты детства понять некоторые стороны характера или поступки Жореса?

…Приходит осень, и семья переселяется в Кастр. Вместе с Кармо и Альби это один из крупнейших городов департамента. Ведь в каждом из них до 20 тысяч жителей! После ярких красок деревни, с ее сочной, здоровой, хотя и тяжелой жизнью, Кастр выглядит серо, тускло. Старый камень узких улиц вызывает тоску по свободному простору полей и холмов. Жанно видит здесь другие картины. Перед ним снова простая жизнь, но уже без солнца и воздуха летнего Лангедока, без крупиц сельской патриархальной радости, без надежд на удачный урожай, без неожиданных даров природы. Наш малыш разглядывает другой мир: мелкие служащие, клерки нотариуса, чиновники. Рано утром по мостовой поспешно идут к заводу рабочие. Многие из них в старой рваной одежде, около их жилищ копошатся грязные, худые и бледные дети, а под порталом церкви Сен-Сесиль дорогу загораживают протянутые руки нищих.

Как раз в пору безмятежного детства в его родные края вторгается наглая, жадная, шумная, все хватающая сила — капитал. И раньше в Тарне было множество кустарных мастерских, в которых шерсть и шелк превращались в ткани. Но эти карликовые заведения не меняли крестьянского облика края. Их труженики не порывали с землей. Теперь же Тарн вовлекается в иную преобразующую стихию, охватившую Францию, где вырастают заводы, протягиваются все новые щупальца железных дорог и воздвигаются новые крепости и замки финансовых феодалов — всесильные банки. В Кастре открываются их филиалы. Предприимчивый делец получает здесь кредит, землевладелец закладывает землю. Бешеное вращение капиталистической карусели начинает увлекать патриархальный Лангедок. Как оживляются жадные к деньгам люди! И даже периодические кризисы, внезапно останавливающие производство и торговлю, не могут сдержать еще сравнительно молодого, энергичного капиталистического великана.

Крупный капитал утверждается в Тарне в несколько архаичном облике старого дворянского рода Солажей. Они принадлежали к тем модернизированным дворянам, которые благополучно пережили революцию и, отбросив аристократическое презрение к буржуазным идеалам, связали свою судьбу с угольными копями, с железоделательными и стекольными заводами. Кармо — их домен, а массы разорившихся крестьян Лангедока, ищущих кусок хлеба, — их нищие, но многочисленные вассалы-рабы. Предприятия барона Солажа меняют облик края. И кто мог себе представить, что толстощекий коренастый мальчуган в короткой курточке станет опасным политическим соперником могущественных баронов, а их рабочие — его избирателями, друзьями, нашедшими в нем своего вождя и свою надежду? Во всяком случае, пока ничто не свидетельствует о том, что уже зарождается какая-то близость Жореса к рабочим или вражда к хозяевам копей и цехов.

Первым крупным событием истории Франции, вызвавшим отклик в сердце юного Жореса, была франко-прусская война. Теперь братья часто бегали к дяде Луи Барбаза, участнику Крымской войны. Он рассказывал племянникам о сражениях и героях, о славе Франции.

Но увы, на этот раз вопреки его националистическому оптимизму на Францию обрушилось поражение. Позднее Жорес вспоминал, что ребенком в 12 лет он чувствовал боль в сердце из-за того, что не мог ничего сделать для родины. Он еще не знал тогда, что другой его дядя, Бенжамен Жорес, прославил семью, сражаясь против бошей в армии Луары, где он командовал двадцать первым полком. Жан возненавидел предателя Базена и наивно восхищался пламенными речами Гамбетты, призывавшего к битве зa Францию.

Позорное поражение империи Луи Бонапарта вызвало повсюду во Франции, особенно в южных департаментах, в том числе и в Тарне, подъем республиканских чувств. Крестьяне и рабочие говорили здесь, что священники, дворяне и богачи сговорились с пруссаками. Неизвестно, произвели ли на мальчика впечатление Парижская коммуна или события, более близкие к Тарну, в Марселе и Тулузе, где также была провозглашена коммуна. В отличие от многих своих будущих товарищей-социалистов Жорес не связан непосредственно с героической эпопеей парижских рабочих.

— Как быстро растут дети! — удивляются соседи, встречая малышей Жана и Луи с книжками. Для них настала пора ученья. В хорошую погоду их видят за уроками в беседке из виноградных лоз или на корыте для водопоя скота у старого колодца. Зимой братья устраиваются у очага там же, где их мать лущит кукурузу. С того дня, как Жанно начал по слогам разбирать первые слова, учеба — его стихия. Куртка у него всегда запачкана чернилами, пальцы и даже нос тоже. Луи значительно прохладнее относятся к занятиям. Поэтому он и выглядит рядом со старшим братом таким чистеньким.