Шрифт:
Мэтью увидел себя в Вилле, в тишине, за надежно закрытыми дверями.
Большой рыжий охотничий пес стоял в охотничьей стойке рядом с одной из фей.
– Бедный старый Жестяной Колокольчик, – рассмеялась Грейс. – Ты веришь в фей, Мэтью?
– Да. – Боги умерли, подумал он, но срединная магия осталась нерушимой, прекрасная, маленькая, пугающая, жестокая.
Мэтью увидел безумное, полузакрытое волосами лицо Мэвис, оно вновь явилось перед ним, колдовское, искусительное, и в то время как ее прозрачное одеяние проплыло через сцену, утки крякнули, и залаяли псы, и озерная вода загорелась аметистово под плакучими ивами, и самолет, идущий на посадку, прогудел вдали, как пчела. Мэтью отворил дверь Виллы, и Мэвис вошла в дом.
– Я подумаю, – сказал он.
– Людвиг!
– Что, пчелка?
– Попробуй шоколада, дуся.
– Спасибо, ангелочек.
– Людвиг.
– Что, моя крошка?
– Сейчас я тебе скажу что-то плохое.
– О Господи, неужели…
– Да нет, не такое уж страшное. Просто мама и папа не едут к Одморам на уик-энд.
– Вот так подарок!
– Какие они несносные, правда?
– Нет, с меня хватит…
– Что ты!.. Нет! Мы должны спуститься, коктейль сейчас начнется, нас ждут, начнут искать, и Мэтью придет специально, чтобы с тобой познакомиться.
– К черту Мэтью!
– Людвиг, что ты делаешь? Дверь не запирается, ты же знаешь…
– Кресло придвинем…
– Осторожней, поломаешь… Ой, смотри, поднос!.. И зачем только я тебе сказала!
– Иди ко мне, – торопил Людвиг, – раздевайся. – Он сбросил пиджак и начал развязывать галстук.
– Нет, нет, я не могу так вдруг, нет.
– Именно так. Вдруг. – Он расстегнул пояс и снял брюки. В тесной мансарде было душно от полуденного солнца.
– Людвиг, я не вынесу, если папа и мама придут… а они точно придут…
– Снимай платье.
– У меня нет этого…
– У меня есть. Скорее.
Людвиг снял туфли, потом носки, кальсоны и наконец рубашку. Он стоял перед ней голый, потный, волосатый, возбужденный. Грейс, все еще в кремовом нарядном платье, прижимала руки к груди. Она выдвинула узкое белое ложе из-под полки и сдернула покрывало.
– Людвиг… Я еще никогда этого не делала… никогда еще не видела…
– Я делал, но это не имеет значения. Прости меня. – Он весь дрожал. Представлял, как отвратительно выглядит в ее глазах, весь мокрый, пахнущий потом и спермой. Еще никогда прежде она не казалась ему такой нежной, желанной и недосягаемой. Еще ни разу в жизни он не занимался любовью с девственницей. Как все будет? Сможет ли он не вызвать в ней отвращение? Он видел ее отвращение и страх, мелькнула мысль, не одеться ли. Но если он оденется, между ними возникнет еще одна преграда, все станет вдвойне трудней. Тем временем невыносимое желание охватило его, он едва держался на ногах.
– Грейс, любимая, прошу… Помоги мне… Сними. Все правильно.
Грейс расстегнула платье. Одежки одна за другой упали на пол. Ее взгляд от страха стал блуждающим. Она дрожала, зубы у нее стучали, и когда Людвиг коснулся ее груди и привлек к себе, была холодной и скованной, хотя он чувствовал, как бьется ее сердце. Он прижал ее к себе, скованную, холодную, дрожащую от прикосновения его распаленного, липкого тела.
– Боже мой, – прошептал Людвиг. – Скорее! Скорее!
Она неловко легла на постель и застыла, а он изогнулся и упал на нее. Слезы покатились из-под ее сомкнутых век.
– Где же наши детки?
– Щебечут наверху, в мансарде, как всегда.
– Кто прибудет первым, как ты думаешь?
– Пинки, ты согласен, что надо помочь Лотти?
– Ну а как же иначе, она без нас пропадет!
– Остин все время берет и берет взаймы у Людвига.
– Предложим ему занять у нас?
– Немного.
– Конечно, он откажется.
– Ты так считаешь? Ну и слава Богу.
– Остин придет?
– Придет только ради Грейс, не сможет пропустить «первый бал Наташи».
– Мэвис и Дорину ты, конечно, не приглашала?
– Мэвис чем-то отговорилась. Я не настаивала.
– Вот и первый гость. Эстер.
– Эстер, душка, ты первая!
– Вот так со мной всегда случается.
– Где Чарльз, где Себастьян?