– Готов ли ты принести клятву, что покойный герцог поручил Брабант именно тебе?

Тельрамунд сказал громко:

– Да!

Король кивнул.

– В присутствии рыцарства поклянись на мече. И если клятва твоя будет ложной, да будешь ты изгнан из благородного рыцарского общества, щит твой перевернут, а затем растоптан.

Тельрамунд медленно вытащил из ножен огромный меч, среди рыцарей пронесся уважительный шепот, мало кто из них поднимет такой и двумя руками, но Тельрамунд легко взял его на вытянутые руки, показал во всей красе, потом его толстые губы коснулись обнаженного лезвия.

– Клянусь, – сказал он громко, – великой рыцарской клятвой! Герцог передал трон мне.

Эльза стояла, бледная и трепещущая, уговаривала себя держаться, не упасть в обморок. Девицы поддерживали ее, обмахивали платочками.

Король обратил на нее пытливый взор.

– Эльза, – голос его был полон печали и непривычной ему самому нежности, – ты слышала, что сказал граф Тельрамунд?

Она выпрямилась и, хотя губы трясутся и подбородок дрожит от обиды, произнесла достаточно твердо:

– Это ложь! Мой отец взял с него клятву при мне. Граф Тельрамунд клялся, что я буду на троне, а он станет опорой трона и его защитником!

Король повернул голову к Тельрамунду. Тот ответил с надменной горечью:

– Мне стыдно тягаться с женщиной, но, что делать, она лжет.

Эльза вскрикнула:

– Призываю Господа в свидетели!..

– Я тоже, – сказал Тельрамунд.

Из толпы рыцарей, что стояли за спиной Тельрамунда, закричали:

– Он поклялся на мече!

– Что может быть выше рыцарской клятвы?

– Наш сюзерен говорит правду!

– Чему еще верить, как не клятве на мече?

Генрих перехватил иронический взгляд графа Марганта, нахмурился, некоторое время слушал выкрики, что становятся все громче, настойчивее и жестче. Эльза стоит бледная, трепещущая, с высоко вскинутой головой, и король понял, что она старается не выронить слезы.

Он вскинул руку, шум начал стихать. Когда утихли последние выкрики, он сказал веско:

– Что делать, оба вы основываете свои доводы на клятве перед Богом. Тогда пусть Господь вас и рассудит. Я смиренно уступаю место судьи Божьему слову и решению. Вы согласны, граф Тельрамунд?

Тельрамунд выпрямился, мрачное лицо просветлело. Генриху показалось, что сейчас, как огромный медведь, пустится в неуклюжий пляс.

Лицо сэра Перигейла, как сразу заметил король, помрачнело, а Тельрамунд прогудел поспешно:

– Да, Ваше Величество, да! Божий суд – лучший из судов…

Король поморщился, повернулся к Эльзе:

– А вы согласны, милая Эльза?

Эльза окаменела, в лице ни кровинки, с трудом заставила себя кивнуть и прошептала:

– Да, Ваше Величество. Пусть Господь нас рассудит.

– Хорошо, – сказал Генрих. – Назовите рыцаря, который вступится за вашу честь.

Эльза даже не стала обводить взглядом рыцарей, чтобы не видеть, как они станут опускать головы. Кто-то в самом деле верит, что Тельрамунд не врет, раз поклялся на мече, нерушимой клятвой рыцарей, но остальные, кто верит в ее правоту, все равно не выступят в ее защиту, ибо нет ни в Брабанте, ни в Тюрингии, ни во всем Германском королевстве воина, равного графу Тельрамунду по силе и воинскому умению. Кто бы ни выступил в ее защиту, будет повергнут и опозорен, а ее честь все равно не спасет.

– Ваше Величество, – сказала она тихо и с таким глубоким убеждением в голосе, что рыцари притихли, – я верю, что Господь видит правду и покарает виновного. Потому прошу вас объявить, что я ищу защитника… и дать на это три дня.

Рыцари молчали, Генрих сказал поспешно:

– Да-да, дитя мое, все будет так, как ты говоришь! Герольды сейчас же объявят, что ты ищешь защитника для поединка в Божьем суде, а я даю на его поиск не три дня, а неделю!

Эльза поклонилась.

– Спасибо, Ваше Величество.

– Надеюсь, – сказал Генрих неуклюже, – что ты найдешь достойного рыцаря.

– Einsam in truben Tagen, – ответила Эльза и сама перевела на общегерманский: – Помню, как молилась, тяжко скорбя душой. И был мне вещий сон… явился рыцарь в блестящих доспехах.

– На белом коне? – спросил Генрих печально.

Эльза ответила тихо:

– Не помню, но душу мою охватила неземная радость. Я верю, Господь не оставит сироту и пошлет защитника!

– Я тоже надеюсь на это, – сказал Генрих. Он внезапно ощутил себя усталым и очень старым, кивнул: – Иди, дитя мое. Пусть Господь тебе поможет.