Мои штаны промокли от росы, и носки — тоже. Отчим сидит в своем кабинете с огромной кружкой в руках. Он спрашивает:

— Ну, как наши дела?

— Помаленьку, — отвечает бабушка, поднимаясь по лестнице наверх.

Отчим дает мне отхлебнуть из своей кружки, и от этого меня пробирает дрожь.

— А почему места, куда люди заходят поесть, называются кофейнями? — спрашиваю я его.

— Ну, потому что кофе в них — самый главный товар. Большинство людей не может обходиться без кофе, оно придает им силы, совсем как бензин машине.

Ма пьет только воду, молоко и сок, и я — тоже. Интересно, что придает ей силы?

— А на чем работают дети?

— На фасоли.

Печеная фасоль и вправду придает мне силы, а вот зеленая — мой самый главный враг. Бабушка готовила ее недавно, но я просто сделал вид, что не вижу ее. Теперь, когда я оказался в мире, я ни за что больше не буду есть зеленую фасоль.

Я сижу на лестнице и слушаю, как в гостиной разговаривают бабушкины подруги.

— М-м-м. Математику он знает лучше меня и при этом не может съехать с самой обыкновенной горки, — говорит бабушка.

Это она обо мне, я думаю. В доме у бабушки собрался книжный клуб, но я не могу понять, почему он так называется, поскольку никаких книг они здесь не читают. Бабушка забыла сегодня отменить собрание, и они все явились в 3:30 с пирожными и всякой снедью на тарелках. Мне положили три пирожных на маленькое блюдо и велели уйти из комнаты. Бабушка дала мне связку из пяти ключей с брелком, на котором написано: «Дом пиццы Поццо». Интересно, как можно построить дом из пиццы, он же развалится? Этими ключами ничего нельзя открыть, но они красиво звенят, и я получил их с условием, что не буду больше брать ключ от бара, в котором хранится спиртное. Первое пирожное называется «кокосовое», оно не очень вкусное. Второе пирожное — лимонное, а третье — я не знаю из чего, но оно мне нравится больше всех остальных.

— Ты, наверное, вымоталась до предела, — произносит женщина с высоким голосом.

— Ты — просто героиня, — вторит ей другая.

Мне еще дали фотоаппарат, но он не такой навороченный, с одним большим кругом, как у отчима, а спрятанный в глазу бабушкиного мобильника. Если телефон зазвонит, я должен не отвечать, а позвать бабушку. Я сделал пока только десять снимков: первый — своих мягких туфель, второй — окна на потолке спортзала, третий — темноты в подвале (только он почему-то получился слишком ярким), четвертый — своей ладони с линиями на ней, пятый — дырки в полу у холодильника, которая, как я надеюсь, окажется мышиной норой, шестой — своего колена, обтянутого тканью штанов, седьмой — ковра в гостиной с близкого расстояния, восьмой — Доры, когда ее показывали сегодня утром по телевизору, но этот снимок почему-то оказался смазанным, девятый — отчима без улыбки, десятый — чайки, пролетевшей за окном, но только эта чайка на снимок не попала. Я собирался снять еще свое отражение в зеркале, но решил, что после этого меня станут считать папарацци.

— На фотографиях он похож на ангелочка, — говорит одна из дам. Неужели она видела мои десять снимков? Но я совсем не похож на ангела — они все очень большие и с крыльями.

— Ты имеешь в виду тот крупнозернистый снимок, который был сделан у полицейского участка? — спрашивает бабушка.

— Нет, тот крупный план, который был снят во время интервью с…

— Моей дочерью. Но где ты видела крупный план Джека? — в ярости спрашивает бабушка.

— Но, милая, эти снимки попали в Интернет, — отвечает другой голос.

И тут вдруг они начинают говорить одновременно.

— В современном мире ничего нельзя скрыть.

— Наш мир теперь — это большая деревня.

— Это ужасно.

— В выпусках новостей показывают такие ужасы, что мне иногда хочется закрыть шторы и не вылезать из постели.

— А я все никак не могу поверить в то, что случилось с твоей дочерью, — произносит низкий голос. — Помню, семь лет назад я спросила у своего Билла, как такое могло случиться с девушкой, которую мы все хорошо знали?

— Мы ведь были уверены, что она умерла. Конечно, никто не собирался говорить…

— А ты все это время верила, что она жива.

— Кто бы мог себе представить?

— Кому-нибудь налить еще чаю? — раздается голос бабушки.

— Ну, я не знаю. Однажды я провела целую неделю в одном шотландском монастыре, — произносит другой голос, — так там было очень тихо и спокойно.

Я съел все пирожные, кроме кокосового. Я ставлю тарелку на ступеньку, поднимаюсь в спальню и изучаю свои сокровища. Я кладу в рот мамин зуб и начинаю его сосать, но он больше не имеет вкуса моей Ма.