— Гоги неисправим, — пожав мне руку, произнес начальник аэропорта. — Говорят, он даже на похоронах шутит...

— Эта дама, — продолжал Гоги, — жена Ярослава — Галина Павловна Иосселиани. Она говорит только по-русски. Ты ее можешь не бояться; если она и будет ругать тебя, ты можешь притвориться, что не понимаешь по-русски...

— Товарищи, — объявил Гвито, когда знакомства закончились, — самолеты сегодня полетят на Местию, но... пассажиров много, и очередь ваша, как мне кажется, не из первых. Всех сегодня не сможем отправить. Полетят два самолета. Они сделают четыре-пять рейсов. За каждый рейс перевезут по двенадцать человек. А здесь, вы видите...

— В два раза больше, — подсчитал я.

Пока мы разговаривали с начальником аэропорта, к лам начали подходить пассажиры, и вскоре вокруг нас образовалось плотное кольцо людей, вооруженных ледорубами, рюкзаками и разными другими альпинистскими приспособлениями.

— Ба-а!.. Ярослав! — вдруг закричал на весь зал узкоплечий, невысокий человек с копной светлых взъерошенных волос и с огромным рюкзаком за спиной. Я узнал сврего давнего приятеля Ефима Ратнева.

Мы впервые встретились с Ефимом в 1930 году на дорогах Сванетии. С тех пор все свои отпуска он путешествовал по полюбившейся ему стране и исколесил ее вдоль и поперек. Он знал о Сванетии и сванах буквально все: историю, обычаи, нравы, культуру и даже немного язык.

— Опять в Сванетию?

— А как же! Хорошо тебе, ты плаваешь по морям, тебе воздуха хватает, а я ведь научный работник, все время в лаборатории...

— Наверное, уж в сотый раз едешь?

— Нет, меньше ста раз, но... не на много... Поняв из нашего разговора, что я сван, один за другим стали втягиваться в разговор многочисленные пассажиры, интересовавшиеся прошлым моей страны. Они попросили, чтобы, используя свободное время, я непременно рассказал им о Сванетии. Однако мне удалось их убедить, что Ефим знаком .со Сванетией не хуже, чем я. После долгих уговоров Ефим согласился кое-что рассказать.

Ефим говорил, как опытный экскурсовод: немного книжно, но обстоятельно и вразумительно. Это выглядело картинно: невысокий, узкоплечий человек стоял посреди зала и, жестикулируя, рассказывал. Пассажиры, рассевшись по диванам и стоя в некотором отдалении, очень внимательно слушали его импровизированную лекцию.

— За этими снежными перевалами, куда, как мы все надеемся, начальник аэропорта нас скоро отправит, — Ефим указал рукой на горы, — в котловине между Главным Кавказским и Сванским хребтами расположена крохотная страна Сванетия. До самой Октябрьской революции мир почти ничего не знал о Сванетии. Точно так же и сваны почти ничего не знали о цивилизации. Огражденные со всех сторон непроходимыми ущельями и перевалами, доступными лишь в определенные месяцы года, сваны тысячелетиями жили оторванными от всего остального мира...

Я вместе с другими пассажирами слушал рассказ о моей родине. И этот рассказ, и то, что считанные часы оставались до встречи со страной моих отцов, и то, что мне предстояло близкое свидание с родными и знакомыми, — все это настроило меня на какой-то особый лад, заставило задуматься о своем маленьком народе и о себе.

В детстве я и мои сверстники не имели представления о колесе, и я испугался, впервые увидев телегу. Обыкновенное колесо, с которым дети знакомятся еще до того, как научатся самостоятельно ходить, показалось мне чудом. Не знали я и мои сверстники и почти ничего из того, что детям многих поколений казалось обычным, повседневным: современного жилья, книжки и карандаша, мощеных улиц, печки с дымоходом, лампы и многого другого.

В человеческом прогрессе есть определенная последовательность. Сначала люди узнавали могущество пара, затем электричества, радио, телевидения.

К моему народу цивилизация пришла ошеломляюще внезапно. Великий Октябрь распахнул для нас двери в мир, в Широкие страны, к вершинам человеческой цивилизации и культуры.

Жизнь властно позвала нас вперед. И не я один, но и многие другие сваны, откликаясь на ее зов, овладевали культурой, знаниями, техникой, проходя для этого за самое короткое время путь, для которого человечеству понадобились столетия.

И в том, что я, уроженец затерянного в непроходимых горахселения Лахири, овладел высотами современной культуры, оказался в курсе новейших технических и военных проблем, приобрел опыт руководства людьми и получил некоторую известность как участник минувшей войны — во всем этом я отнюдь не вижу своей исключительности или исключительности своего народа. Мой жизненный путь, как и жизненный путь многих моих сверстников, для меня верное доказательство того, что возможности освобожденного от гнета человека безграничны и что, когда окончательно порвутся цепи колониализма, так называемые «отсталые народы» выдвинут множество талантливых людей, которые по праву займут свое место в рядах первооткрывателей, прославятся во всех облacтяx культуры, науки и техники.

Обо всем этом я думал, собираясь навестить родные края и вслушиваясь в рассказ страстного альпиниста Ефима Ратнева, пока к начальнику аэропорта не подошла девушка в летной форме и не вручила ему какую-то бумажку. Начальник громко объявил:

— Товарищи пассажиры, летящие на Местию! Через двадцать минут самолеты вылетят по маршруту. Первых двенадцать пассажиров прошу оформить билеты!

Пассажиры задвигались, зашумели.

В первом же самолете они уступили места для меня и моей семьи. Мне было неловко принимать эту жертву. Я знал, что ожидания всем надоели. Но мне сказали: