Для матери стало ясным лишь то, что отец будет подвергаться опасностям. Это не могло не вызвать целую бурю упреков и слез. Да и не без основания опасалась она. В условиях Сванетии борьба с бандитизмом была делом нелегким. Не только бандиты будут врагами моего отца, но и их многочисленные родственники станут нашими кровными врагами.

Отцу надоело хныканье матери, и он прикрикнул на нее:

— Нечего меня хоронить заживо! В конце концов бандиты — это такие же люди, как и мы с вами. Им только глаза надо раскрыть на все, и они уйдут от князей, перейдут на нашу сторону, да еще и всех княжеских главарей приведут на аркане. Кто же, по-вашему, должен делать это? Кто, если все будут отказываться? — горячился отец.

— Да, да, да, ты прав, Коция, прав, конечно! Но почему все же ты должен это делать, а не кто-нибудь другой? — спросил Теупанэ, с утра терпеливо ожидавший вместе с нами отца.

— Ты лучше поправь свои штаны, где ты их разорвал? Не с мальчишками ли дрался под старость?

— Какое там с мальчишками! — возмутился старик. — Это твоя собака меня разукрасила. Я каждый раз ухожу от тебя с одними неприятностями.

Дело было в том, что Теупанэ зашел к нам поздним вечером, чтобы справиться, какие новости принес отец. Наш пес Гурбел был на ночь спущен с цепи. Не узнав старика, он набросился на него и порвал штаны.

Теупанэ усадили за стол. К ужину пришел и дядя Кондрат.

— Ты правильно поступил, Коция. Именно ты должен делать, это. В Дали сваны тебя знают, верят тебе, человек ты ученый. Ты покажешь им, где правда, — говорил дядя Кондрат.

— Коция, а что это такое советская власть? — вмешался Теупанэ.

— Советская власть... это... власть народа, — просто ответил отец.

— Так-так, — закивал головой Теупанэ. — Эх, не люблю я араки, но за Коцию сейчас бы выпил!

— Нет, араку пить не будем, советская власть против араки, — не согласился со стариком отец.

— Ну, я немного бы выпил, — умоляюще посмотрел на отца Теупанэ. — Ты же знаешь, что я не люблю ее, но уж если такие события...

— Сегодня и немного пить не будем. Не за что. Я еще ничего не сделал такого, чтобы за меня пить.

Карабин и патронташи отец повесил в углу, где я всегда сидел. Трогать оружие руками он запретил, но смотреть, разумеется, можно было. Мы с Верочкой с любопытством рассматривали диковинные для нас вещи.

— Значит, ты теперь уже коммунист, — тяжело вздыхая, сказала мать. — Если только князья узнают, конец нам всем, конец.

— Ничего не будет, Кати. Ничего, верь мне, — успокоил ее Теупанэ, с аппетитом уплетая свежий чурек. — Все сваны пойдут за Коцией, вот увидишь...

— Сванам многого и не нужно, — задумчиво выговорил отец. — Но за свободу они даже на богов пойдут, если боги захотят ее отнять. Не могут они не поддержать советскую власть.

Залаял Гурбел. Я пошел открывать. За калиткой стоял бородатый старик с палкой в руке. Впоследствии, когда в опере «Русалка» я увидел Мельника, мне сразу же вспомнился тот нежданный гость, взлохмаченный, заросший, страшный.

— Добрый день, сын хорошего Копии! — сняв шапку, низко поклонился мне старик.

Я был очень удивлен. У нас не было принято, чтобы взрослые первыми приветствовали детей. Мне ничего не оставалось, как тоже поклониться старику и пригласить его в дом.

— Спасибо, спасибо, — отвечал старик, продолжая кланяться, — я не большой человек, я могу постоять и во дворе. А Коция дома? Он еще не ушел?

— Добрый день, Филифэ, — радушно приветствовал отец гостя. — Каким ветром тебя занесло? Старик низко поклонился.

— Ты что это кланяешься, как перед князем? — удивился отец. — Я ведь тебе в сыновья гожусь.

— Ты, великий Коция, — самый главный коммунист, от тебя мы все теперь зависим. Мы зайцы, Коция, а ты лев! — не унимался старик.

— Меня же выбрали. Завтра люди выберут тебя, — значит, я тогда тебе должен буду кланяться? Так мы и будем все друг другу кланяться без конца? Пойдем в дом, что стоять у калитки?

— Я думал, что ты другим стал, наш Коция, — сказал старик после того, как отец почти насильно втащил его в дом, — а ты все такой же простой.

Он высказал какую-то незначительную просьбу. Отец тут же обещал все для него сделать.

Видимо, старику очень понравилось, что новые власти не кичатся, не требуют поклонения, ничем не напоминают князей и пристава. Прощаясь, он долго тряс руку отца и желал ему счастья и здоровья.

Утром отец снова стал собираться в дорогу. Мама, как и прежде, заплакала, но остальные уже не плакали. Не плакал и я.

Отец крепко обнял и поцеловал мать, попросил дядю Кондрата почаще заходить к нам.