Левитес ирина
Шрифт:
Первая осень удивила их неожиданным теплом, затянувшимся до середины октября, и невиданным буйством красок тайги, языками пламени спустившимся с сопок и растекшимся по городским улицам.
Первая зима поразила изобилием пушистого снега, заботливо укутавшего дремлющий город искрящимися под солнцем сугробами.
А весной Женя захандрила. Черный снег подтаявшей коркой скрывал промерзшую землю и никак не хотел уходить. Промозглый ледяной ветер качал голые ветви деревьев, стряхивая с них холодные капли. Женя зябко куталась в пуховый платок и хмуро смотрела из окна на унылую картину. Она думала о том, что в родном Приморье веселится настоящая весна: солнце давным-давно растопило остатки снега, молодые клейкие листья развернулись и набирают силу с каждым днем, ростки травы укрыли землю, и кое-где желтеют неприхотливые одуванчики.
Если бы Женя знала, что стоит у окна не одна, а вдвоем с Мишкой, она бы тогда и не тосковала.
8
Почему все время хочется спать? Наверное, оттого, что покачивает. И снаружи мерно стучит: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Как мое сердце, только намного медленнее.
Зато снятся сны. Сегодня приснилось очень красивое. Будто я уже не в шарике, а ТАМ, откуда звучат голоса.
ТАМ так здорово! Все заполнено золотым светом. Он такой слепящий, яркий, что я даже во сне посильнее зажмурилась. А потом потихоньку открыла глаза.
Это только во сне могло случиться — ведь им положено быть закрытыми.
И тут я увидела ЕЕ. ОНА держала меня на руках. Это чудесно. Приятнее, чем в шарике плавать.
ОНА красивая. У НЕЕ волосы длинные, пушистые. И глаза блестящие и добрые. Прямо на меня смотрят ласково-ласково.
А потом ОНА прижала меня к груди, а из нее полилось сладкое-пресладкое. Прямо в рот. Я и не знала, что когда в рот попадает, очень вкусно. Гораздо лучше, чем эта дурацкая трубка.
И все поплыло, поплыло куда-то.
Я проснулась. Тепло. Темно. Мягко. Тоже хорошо. Но во сне было лучше.
Жаль, что это только сон…
Женя заехала за Оксанкой, как договаривались, в половине четвертого. Оксанка скользнула на заднее сиденье и притихла. Женя поглядывала на нее в зеркальце заднего вида, отражавшее быстрые хитренькие лисичкины глазки.
— Боишься? — посочувствовала Женя.
— Нет. А чего бояться?
— Ну и правильно. Дело житейское. Тем более что Татьяна Сергеевна — доктор хороший. Я ей доверяю.
— А вы ее давно знаете?
— Давно. Лет пятнадцать. Нет, шестнадцать.
Да, точно, шестнадцать. Мишке было два года, когда Женя решила прервать вторую беременность. Вторую и, как оказалось, последнюю. Доктор Татьяна Сергеевна, к которой Женя обратилась по рекомендации, в тот раз уговаривала оставить ребенка, но Женя была непреклонна. А через полгода они случайно встретились в одной молодой и веселой компании, сплоченной воскресными лыжными пробегами зимой и пешими марш-броском летом по окрестным сопкам. Так и подружились. С годами видеться стали реже, все больше общались по телефону, но продолжали считать себя подругами.
Тогда, шестнадцать лет тому назад, Женя была уверена в том, что двух малышей им не потянуть. И время было сложное, неустроенное. И Мишка не вылезал из болезней. Женя планировала родить второго ребенка, когда сын пойдет в первый класс. Многие знакомые так же рассчитывали: удобно сидеть с малышом дома и заодно присматривать за первоклассником. Но, как показала практика, не все можно спрогнозировать.
Поначалу, когда выяснилось, что долгожданная беременность не наступает, несмотря на заверения врачей, что видимых органических нарушений нет, и Женя вполне может стать матерью, она отчаянно переживала. Очень хотелось родить маленькую хорошенькую девочку и наряжать ее, как куклу. Тем более сильным было это желание, что к тридцати годам они с Павлом осознанно хотели второго ребенка, повзрослев и встав на ноги. Потом Женя свыклась с тем, что Мишка так и останется их единственным сыном, и перестала терзаться понапрасну. А когда они увязли по уши в рыбном бизнесе, оставили тщетные мечты о маленькой девочке. Какая уж тут девочка: самим бы выпутаться, не взваливая на себя дополнительные хлопоты.
Но горький опыт научил Женю избегать необдуманных поступков, особенно в тех случаях, когда речь идет о здоровье и даже о будущем. И если легкомысленные Оксана и Мишка не вполне осознают степень риска, то долг Жени — помочь им не наломать дров.
Женя стала вспоминать выражения, применимые к данному случаю. Не наломать дров. Или не наступить на грабли. Или подстелить соломки. Женя развеселилась. Последнее утверждение звучало несколько двусмысленно.
— Почему вы смеетесь? — спросила любопытная Оксанка.
— Так. Всякие глупости в голову лезут. Ты полис взяла?
— Взяла. А там прием платный?
— Разберемся как-нибудь. Вот мы уже и приехали.
Женя с трудом втиснула машину в случайный просвет, образовавшийся в сплошном ряду машин, и заглушила мотор.
В коридоре ждали своей очереди женщины, в основном молодые. По мнению Жени, даже очень молодые, практически девчонки. Многие были округлыми в талии и сидели, инстинктивно приняв позу, наиболее удобную для себя и будущего ребенка. Она впервые заметила, какой у беременных женщин взгляд. Не вне себя, в окружающий мир. А внутрь себя, словно обращенный к еще не родившемуся существу.
Женя вспомнила, что тетка Евдокия Ивановна всегда употребляла иносказательное выражение о будущей матери: «женщина в ожидании». И только сейчас она поняла, насколько точными были эти устаревшие, давно вышедшие из употребления слова. В ожидании младенца. В ожидании чуда. В ожидании счастья. Или, быть может, в ожидании боли? Нет, не боли. Таких глаз — мягких, мудрых, нежных — у смятенного ожидания не бывает…
— Евгения Алексеевна, долго нам еще сидеть? — Оксанка нетерпеливо поглядывала на часы.
— Потерпи немного. Нас вызовут.
Дверь кабинета отворилась, выпуская пациентку, и вслед за ней выглянула Татьяна.
— Женя, заходите, — пригласила она.
Они вошли. Женя помедлила.
— Я лучше в коридоре подожду. Не буду вам мешать, — и вышла.
Необходимости в ее присутствии действительно не было. С Татьяной она предварительно поговорила по телефону, четко обрисовав ситуацию и попросив помочь по мере возможности.
Именно в тот момент, когда Оксанка осталась в кабинете, Женя начала беспокоиться о том, что, возможно, сейчас выяснится, что поздно пить боржоми. И нужно будет принимать более радикальные меры, нежели выбор методов предупреждения нежелательной беременности. Или, чего доброго, придется в сорок два года становиться бабушкой? О нет, только не это!