Генри пошел медленнее, оглянулся, чтобы посмотреть, не догоняет ли их Клит. Тот никуда не спешил, показывая своим видом, что в действиях Генри для него нет ничего неожиданного.

После первого поворота Генри различил впереди какой-то предмет, перегораживающий дорогу. Подойдя ближе, они увидели жилой фургон. На крыше сидели четверо парней, не старше Клита, в оранжевых футболках. У одного на поясе висела кобура.

Заговорил именно он.

— Мистер Браун, пожалуйста, вернитесь в свой номер. Клит покажет вам дорогу.

Генри всмотрелся в их лица. Обычные парни, ничем не отличающиеся от американцев того же возраста.

— Сам найду, — пробурчал Генри, взял Маргарет под руку, и они двинулись в обратный путь.

Клит приветственно помахал сидящим на крыше и последовал за парочкой.

Уединение номера показалось им раем. Тут же они услышали, как Клит запер дверь на замок с засовом.

— Не следовало мне спускаться по дороге, — Генри чувствовал, что с его головой творится что-то непонятное.

— Если б я не надела эти дурацкие туфельки, мы могли бы пройти по склону, — вздохнула Маргарет.

— Местами там крутые обрывы, разве ты не видела? Ночью без фонаря идти опасно, а по лучу они бы нас сразу нашли.

— Ты забыл про пум.

— Я уверен, что Клит просто попугал нас.

— Мы должны вырваться отсюда, Генри.

Он не ответил.

— Ты меня слышал, — тихо добавила она. Без вопросительной интонации.

— Да.

Вот тут она рассказала ему о темноволосой женщине, с которой столкнулась в туалете.

— Но Клит говорит, что тут нет никакой детской.

— Может, и есть, — возразила Маргарет. — А он лишь хотел избежать лишних вопросов.

— Не будь наивной, — хмыкнул Генри.

Неужели она наивна?

Внезапный стук в дверь заставил их вздрогнуть.

— Через двадцать минут выключаем свет, — незнакомый мужской голос.

— Как в летнем лагере, — прокомментировала Маргарет.

— Как в тюрьме, — отозвался Генри.

— А я думала, что в тюрьмах свет горит всю ночь напролет.

— Вероятно, ты права. Давай разложим вещи до темноты.

— Мы не обязаны им подчиняться, — возмутилась Маргарет. — И погасим свет, когда захотим.

Дело не в том, думал Генри, что она оптимист. Просто она никогда не была евреем.

— Они могут обесточить все здание с общего пульта.

— Сколько прошло времени после обеда? — спросила Маргарет. — Час?

— Примерно.

— У тебя нет необычных ощущений?

— Меня не тошнит.

— Я не об этом.

Генри присел на кровать.

— Мы ничего не пили перед обедом, но…

Маргарет опустилась в кресло у кровати.

— Продолжай.

Генри усмехнулся.

— Если судить по моим ощущениям, я выпил пару коктейлей перед обедом и каждое блюдо запивал вином.

— Все дело в рыбном муссе, — поставила диагноз Маргарет. — Я в этом почти уверена.

— А что в нем особенного?

— У него более терпкий привкус. И он не такой нежный.

— Может, у них свой рецепт.

— Нет, туда что-то добавлено.

— О чем ты?

— Какой-нибудь химический препарат. Благо, выбирать есть из чего. Их несколько десятков.

Генри явно ничего не понимал.

— Если говорить точнее, наркотик. Может, ХТС, [10] а скорее всего, верхние листочки и цветки индийской конопли.

— Ты хочешь сказать, мы ели марихуану? — Генри вновь засмеялся. — Я в это не верю.

— Надо добавить самую малость, чтобы получить нужный результат.

— Какой результат?

— Марихуана в пище проявляет себя не так быстро, как при курении. Через час-полтора. Но срок действия удлиняется до четырех, пяти, а то и десяти часов.

Генри, который действительно чувствовал необычную реакцию своего организма, сходную с той, что всегда вызывалась спиртным, не мог не рассмеяться.

— Ты хочешь сказать, что после стольких лет воздержания от утех юности, мне преподнесли их на тарелочке в первоклассном ресторане? Потрясающе. Но зачем они это делают? Чтобы мы похвалили шеф-повара?