Шрифт:
— Мистер Браун! — Линн вскочил. — Мне бы не хотелось лишать вас иллюзий, но еще три месяца — и о вашей истории забудут. Вы не найдете ни единого слушателя. Суд — вот где вы должны высказаться!
— Я не столь наивен, мистер Линн. Мне известно, как проходят судебные процессы. Я видел, как лимузин Клиффорда ехал сквозь толпу, но на суде все может повернуться так, что виноват один шофер. И лишь в том, что не справился с управлением. А Клиффорд будет утверждать, что не имеет к этому ни малейшего отношения.
— Хочу вас заверить, мистер Браун, я лично прослежу за тем, чтобы Клиффорда признали виновным по всем пунктам. И в этом меня полностью поддерживает вашингтонская администрация.
— О, я вижу, президент опять озабочен голосами еврейских избирателей. Вот что я вам скажу, мистер Линн. Ни вы, ни президент не войдете в состав Большого жюри. А присяжным наплевать на предвыборную кампанию. Я могу привести несколько убедительных примеров тому, что Клиффорд, скорее всего, отделается очень легким приговором. Вряд ли у присяжных не останется абсолютно никаких сомнений в виновности Клиффорда по большинству пунктов обвинительного заключения. А закон гласит, что вина считается доказанной, когда сомнений в этом не остается. Мистер Линн, вот у меня их нет. Я сидел в шкафчике. Я видел зал с табличками под шестиконечными звездами. Я знаю, почему не встретил там ни одного ребенка. Но сбор доказательств! Я не желаю, чтобы моя миссия закончилась судом, на котором Клиффорда отмоют от налипшей на него грязи.
Линн, поняв, что выбранный им путь завел в тупик, решил зайти с другой стороны. Короткий взгляд на часы подсказал, что времени остается в обрез: с минуты на минуту к дому Браунов подъедет заказанное такси, чтобы доставить его и Стентона в аэропорт.
— Мистер Браун, а почему бы не предложить «Ю-эс ньюс» задержать публикацию до окончания судебного разбирательства? Это разумно, не так ли?
Генри рассмеялся.
— Потому что их интересуют новости, а не послесудебная отрыжка. Я уже поднимал этот вопрос и получил вот такой ответ. Сейчас или никогда.
— Ну что ж, — Линн встал, — вы определенно опровергаете устоявшееся мнение о том, что евреям недостает силы духа. Думаю, мистер Стентон согласится со мной. Но я вынужден принять все меры для того, чтобы публикации в прессе не поставили под угрозу исход процесса. Разумеется, я могу обратиться к окружному прокурору Южной Калифорнии с предложением попросить судью наложить запрет на публикацию вашего интервью в «Ю-эс ньюс». Вы оскорбите суд, если попытаетесь до процесса поделиться с кем-либо своими показаниями.
— Считайте, что я его уже оскорбил, — и на губах Генри заиграла легкая улыбка, заметить которую могла только Маргарет.
— Не в ваших интересах склонять суд к такому выводу. Надеюсь, вы обсудите мое пожелание между собой и позвоните мне завтра.
С улицы донесся автомобильный гудок. Прибыло такси. Генри и Маргарет проводили гостей до двери.
— Не выходите, а то намокнете, — Линн раскрыл зонт и вместе со Стентоном зашагал к машине.
Сев в кабину, помахал на прощание рукой.
Чтобы подчеркнуть, что мы расстаемся друзьями, подумал Генри.
Закрыв дверь, он повернулся к Маргарет.
— Тебе кажется, что я тронулся умом?
— Нет, — покачала головой Маргарет.
Они прошли к креслам перед камином. Генри долго смотрел на огонь. Пляшущие язычки пламени всегда успокаивали его.
— Есть ли в этом смысл? — спросила Маргарет.
— В чем?
— В том, что ты собираешься делать?
Генри глубоко задумался. Затянувшееся молчание прервала Маргарет.
— Человеческая натура не меняется, — она вздохнула. — Мы умеем лечить лишь раны тела.
Они услышали звон колокольчика, лежащего на ночном столике у кровати Стэнли. Ему что-то потребовалось.
Маргарет тут же вскочила.
— Я пойду к нему.
Поднялся и Генри.
— Я тоже.
Маргарет хотела сказать, что справится сама, но передумала.
Оказалось, что в кувшине Стэнли кончилась вода. От лекарств ему все время хотелось пить.
Они сели с разных сторон кровати.
— Я рад, что тебя заставили давать показания, — заметил Генри.
Маргарет вопросительно посмотрела на мужа.
— «Клиффхэвен» — изобретение неевреев. Я думаю, пришло время, чтобы они узнали о таких изобретениях от себе подобных. Мы, евреи, всего лишь жертвы.
— А мы, полукровки, — добавил Стэнли, — оказываемся посередине, между молотом и наковальней.
— Это точно, — Маргарет погладила сына по руке.