— Значит, Майель принадлежал к головорезам Мандевиля, а Беррингтон…

— Вероятно, просто рыцарь, который недолго пробыл под знаменем Мандевиля, а потом ему это наскучило и он покинул графа.

— А я тебя знаю, — перебил его Фульберт, глядя на де Пейна и брызгая вязкой от сластей слюной. — Я знавал твоего дядюшку, благородного рыцаря Гуго. Да-да, — оживился старик, — я с ними всеми был знаком: с Готфридом Бульонским, [124] с Боэмундом…

Де Пейн взглянул на Гастанга, тот улыбнулся.

— Лет пятьдесят тому назад почтенный Фульберт участвовал в штурме Иерусалима.

— Еще бы, я чуть было не сделался священником! — с жаром продолжал Фульберт. — Я служил в королевской канцелярии. Хотел стать монахом, толстым и веселым. Но нет, я не решился. — Он помолчал, постучал пальцами по кубку. — Я любил вино и женщин, особенно толстушек, кругленьких, в самом соку, чтобы было что потискать.

Гастанг подмигнул Эдмунду.

— Да что говорить! — Фульберт вздохнул. — Так что перейдём прямо к твоему шифру. Расскажи мне подробнее, как он попал к тебе. Когда состаришься, такие рассказы можно вспоминать целыми днями, тогда чувствуешь, как здорово жить на свете.

Де Пейн рассказал о том, что было в Хедаде, а старик слушал, прикрыв глаза, покачиваясь на табурете и странно хмыкая в знак одобрения. Когда рыцарь завершил рассказ, Фульберт открыл глаза и пошептался с Гастангом, который подал ему потертую сумку для свитков. Фульберт вытряхнул на стол ее содержимое и передал де Пейну пергамент ассасинов.

— Любой шифр… извини, почти любой шифр построен на буквах алфавита, только сами буквы заменены цифрами. Существует множество разных вариантов. Например, единица может заменять букву «А», двойка — «Б» и так далее. Понятно, что порядок можно произвольно менять, но все равно его довольно несложно распознать. Этот же шифр не таков, и с ним пришлось повозиться, потому что Низам использовал не один, а целых четыре языка: греческий, латинский, норманнский французский и лингва-франка. Очень хитро! А потом он еще и порядок букв изменил.

— Но для чего?

— Он следовал законам гостеприимства, но хранил верность. И думается мне, господин мой, что он еще и испытывал к тебе симпатию — так мне кажется после всего того, что ты мне поведал. Он хотел предупредить тебя об опасности и в то же время не предать других. В конце концов он выразил свои подозрения посредством этого шифра — столь сложного, что ты мог и не суметь его прочитать.

— Значит, если бы я сумел прочитать записку, то это была бы воля Аллаха? — сообразил де Пейн.

— Совершенно верно. Разрешить такую загадку можно только по милости Божьей. — Фульберт взял лежавший на коленях лист пергамента. — Первая фраза написана на древнегреческом, это цитата из «Деяний апостолов». Я догадался по слову ketra, что значит «рожон». [125] Стих взят из рассказа об обращении Павла: «Трудно тебе идти против рожна». [126] — Старик оторвал взгляд от записей. — Это, думается мне, намек на твои собственные сомнения и колебания. Второе предложение, на латыни, взято из стиха римского поэта Ювенала — эту фразу великий Августин использовал в своей «Проповеди о воскресении». Стражам, приставленным к могиле Христа, велели говорить, что тело Его было похищено, а никакого воскресения из мертвых не было. Августин высмеял такие их утверждения, задав этот вопрос. В тексте сказано: « Quis custodiet ipsos custodes?Кто же будет сторожить самих сторожей?» В третьем предложении смешаны норманнский французский и лингва-франка. Это цитата из «Апокалипсиса»: «Встань и измерь храм Божий». [127] — Фульберт выпрямился и кончиками ледяных пальцев похлопал Эдмунда по щеке. — Один ты, господин мой, в силах понять, что это означает…

— Ты уверен, что так лучше?

Ричард Беррингтон, укрытый плащом с большим капюшоном, слегка подал влево своего могучего боевого коня и наклонился в седле, чтобы де Пейн смог пожать его руку в кольчужной рукавице.

— Совершенно уверен, Ричард, — улыбнулся ему в ответ де Пейн, потом кивнул Изабелле, восседавшей на смирной кобылке.

— Нам будет не хватать тебя, Эдмунд! — Майель, большую часть лица которого почти целиком закрывала широкая стрелка боевого шлема, передал капитану наёмников черно-белое знамя и подъехал ближе. — Нам будет не хватать тебя, — повторил он.

— Ничего подобного, — де Пейн крепко пожал руку своему побратиму. — Просто подтрунивать не над кем будет. — Он снова вгляделся в Беррингтона. — Вы направитесь прямиком в Борли, так ведь? А потом к себе домой, в поместье Брюэр в Линкольншире?

Беррингтон кивнул.

— Мы с Парменио останемся здесь. — Де Пейн указал рукой на генуэзца, стоящего в дверном проёме и укутанного плащом по самый нос из-за мороза. — С помощью Гастанга мы обыщем жилые дома вдоль реки. Я убежден, что Уокин поныне прячется где-то там! Если не найдем, я прекращу охоту. Ох, этот остров с его погодой! Пора мне возвращаться в Иерусалим. — Он усмехнулся. — Не может же Великий магистр ждать от нас чудес! — Он кивнул Беррингтону. — Но мы обязательно еще встретимся.