Однако дни проходили, и сильное чувство вытеснило эти низкие стремления. Мирабель внушил единственную страсть, которая могла совладать с Франсиной — страсть чувственную. Безумные надежды волновали ее. Желания, которых она никогда не чувствовала прежде, соединились со способностями к злости, которая страшно возросла в ней в последнее время, — любыми способами желала она отделаться от соперницы. Не ожидая предложения Мирабеля, она сама взяла его руку и прижала ее к своей груди. Она приблизилась так близко, что чувствовала его дыхание.

— Есть странное сходство между вашим положением и моим, — сказала она тихо. — Разве в моем будущем есть что-нибудь веселое? Я далеко от своего дома — отцу и матери все равно до меня. Говорят о моих деньгах! Какая польза в деньгах, если я несчастна. Уж не написать ли мне в Лондон и не спросить поверенного, не могу ли я все свое состояние передать какому-нибудь хорошему человеку? Почему бы и не вам?

— Любезная мисс де Сор…

— Разве есть что-нибудь дурное, мистер Мирабель, в желании сделать вас богатым человеком?

— Вы не должны даже говорить ни о чем подобном!

— Как вы горды! — вздохнула Франсина. — О! Я не могу перенести мысли, что вы находитесь в этой жалкой деревне, в положении, недостойном ваших дарований и ваших прав! И вы убеждаете меня, что я не должна говорить об этом! Сказали ли бы вы об этом Эмили, если бы она так же желала, как и я, видеть вас на приличном для вас месте в свете?

— Я ответил бы ей точно так же.

— Она никогда вас не затруднит, мистер Мирабель, таким откровенным признанием, как я. Эмили умеет хранить свои тайны.

— Разве ее надо за это осуждать?

— Это зависит от ваших чувств к ней.

— О каких чувствах говорите вы?

— Положим, что было бы, если бы вы услышали, что она помолвлена?

Обращение Мирабеля — холодное, церемонное до сих пор — вдруг изменилось. С нескрываемым беспокойством посмотрел он на Франсину.

— Вы говорите серьезно?

— Я сказала «положим». Я не знаю, помолвлена ли она.

— Что же вы знаете?

— О, как вы интересуетесь Эмили! Ею некоторые восхищаются. Вы принадлежите к их числу?

Опытность Мирабеля в женщинах научила его, что молчание — самый лучший способ заставить женщину высказаться прямо. Опытность не обманула.

— Можете верить мне или нет, как хотите, — но я знаю человека, который в нее влюблен. Он имел удобные случаи и хорошо воспользовался ими. Хотите знать, кто он?

— Мне хотелось бы знать все, что вы пожелаете мне сказать.

Пастор постарался дать ответ тоном обыкновенной вежливости — и может быть, ему удалось бы обмануть мужчину. Но только не женщину.

— Я боюсь, что ваше доброе мнение об Эмили поколеблется, — спокойно продолжала Франсина, уловив его озабоченность, — когда я вам скажу, что она подала надежду человеку, который работает учителем рисования в школе. В то же время девушка в ее положении — я говорю о том, что у нее нет денег, — не должна быть очень разборчива. Конечно, она никогда не говорила с вами о мистере Албане Моррисе?

— Не помню.

Только два слова — но они удовлетворили Франсину.

— Вот и домик сторожа! — весело воскликнула интриганка. — Посмотрите, Сесилия уже надела передник! Пойдемте стряпать!

Участницы будущего обеда, весело болтая, зашли в домик. Пастор задержался. Мысли Мирабеля были расстроены, он чувствовал необходимость выиграть время для размышления, прежде чем встретиться с Эмили.

Сад сторожа был с задней стороны домика. Мирабель нашел беседку на повороте тропинки. Там никого не было, он вошел и сел.

Ранее он заставлял себя уменьшать настоящую важность чувства, возбужденного в нем Эмили. Теперь кончилось всякое самообольщение. После того что Франсина сказала ему, этот легкомысленный человек уже не сопротивлялся всепоглощающему влиянию любви. Он дрожал от одного страшного вопроса: правду ли сказала ревнивая девушка?

Каким образом мог он разрешить свою тревогу? Открыто обратиться к Эмили значило бы позволить себе вольность, которую Эмили может допустить менее всех на свете. Он убедился, что с нею следует говорить осторожно. Веселость и добродушие Эмили не сбили его с толку; он знал, что это дурные признаки с точки зрения интересов любви. Мистеру Мирабелю оставалась только одна надежда затронуть ее чувство — ждать помощи от времени и случая. С горьким вздохом покорился он необходимости оставаться приятным и любезным собеседником; очень может быть, что он заставит ее упомянуть об Албане Моррисе, если невинно станет смешить ее.