Вернувшись в отведенную ему казенную виллу, он переоделся в пижаму и вышел на балкон. В густой тьме деревенской ночи ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. В голове врача роились неясные мысли о будущем.

С наступлением ночи ад-Дахрийя забыла о сельскохозяйственном рабочем. Четыре семейства, у которых побывал врач, извинялись перед ним за происшедшее. Подробностей они не знали, но советовали ему не отступаться от своих прав. Говорили, что нынешние времена не для порядочных людей и что надо требовать к себе уважения.

В узких деревенских улочках, на скамьях перед домами мнения разделились. Одни жалели рабочего. Другие говорили, что он заслужил того, что с ним случилось, и даже большего. Все равно, мол, воде в гору не подняться, и ни Адхаму аш-Шаркави, ни аз-Занати-халифу не под силу затолкать мула в кувшин. Многое говорили. Сквозили в этих разговорах и боль, и страх, и смелость, которой хватает лишь до утра, а сошлись на том, что случившееся — дело обычное. Рабочий напал на доктора и получил по заслугам. И ни одна голова не попыталась понять, что же за всем этим стоит.

Ночь плотно окутала мир гнетущим молчанием и мраком. А в доме сельскохозяйственного рабочего его ждали жена и трое детей. Жена бегала в контору, расспрашивала о муже, но не получила вразумительного ответа. Вернулась домой в страхе, чувствуя, как мурашки ползают по телу. К ней заглянул посыльный, отвозивший мужа в участок, и, заставив ее поклясться самым святым и покоем умерших в том, что она не проговорится, рассказал все, как было. Она собралась было идти в Тауфикийю, но удержали соседи, советуя хотя бы дождаться утра, ведь до восхода солнца она не встретит на дороге ни одной живой души [5] . Всю ночь она напрасно пыталась уснуть, а едва из соседних домов донесся петушиный крик, была уже на ногах. Вышла во двор. Звезды на небе еще не побледнели. Она вернулась в единственную комнату, снова легла.

Итак, начало повести самое обычное. Будь на моем месте любой из нынешних коммерсантов от беллетристики, он именно теперь прибегнул бы к испытанным приемам — а их множество, — подогревающим интерес читателя и до конца держащим его в напряжении. Пойди я этим путем, мне следовало бы приберечь какую-нибудь сенсационную неожиданность и ошеломить ею читателя где-то на предпоследней странице. Но я — по многим причинам — отказываюсь пользоваться подобными излюбленными приемами как старых, так и новых беллетристов.

Мы расстались с героями, оставив сельскохозяйственного рабочего в полицейском участке, председателя деревенского совета — в Александрии, офицера — на балконе его дома, врача — на его вилле, жену и детей рабочего — вглядывающимися в ночное небо в ожидании рассвета.

Но день наступил нескоро.

В полночь дежурный полицейский, который в отсутствие начальства именовал себя офицером, дрожащей рукой постучал к начальнику участка. С трудом проснувшись, офицер недовольно спросил, в чем дело. Сбивчивый ответ солдата разбудил его окончательно. Последний поступивший арестант, этот сельскохозяйственный рабочий, ему плохо. Подходя к дверям арестантской, офицер услышал прерывистый стон. Он приказал немедленно отвезти рабочего в тауфикийскую больницу, отвезти как обычного больного, без охраны.

Под крики первых петухов рабочий умер в больнице. И тут каждый понял, что он влип: председатель деревенского совета, врач, офицер, дежурный санитар в приемном покое больницы, солдат, посыльный, водитель машины «скорой помощи». Тело без шума и не ставя никого в известность, перенесли в анатомичку. Вещи, бывшие при покойном, отдали офицеру: четыре с половиной пиастра [6] , обручальное кольцо и выцветший, с обтрепанными краями бланк — доверенность жене на получение ежемесячного пособия но социальному обеспечению в размере одного фунта; другой бланк с прошением о назначении подателя сего штатным сторожем на место одного из сторожей, вышедшего на пенсию. На прошении резолюция красными чернилами, гласящая, что, к сожалению, назначить просителя на место штатного сторожа не представляется возможным, поскольку он не состоит действительным членом Арабского социалистического союза, а это — непременное условие для занятия такого рода должности. Офицер забрал вещи без всякой расписки в их получении и запрятал подальше от глаз.

Началось состязание, в котором целью каждого участника было спихнуть вину на других. Правда, офицер, облачившись в форму, несколько воспрял духом, заявил, что немедленно примет нужные меры, и… написал рапорт о бегстве подследственного из участка. Тем самым молодой офицер, спасибо ему, дал в руки автору повести отличный сюжетный ход. Законы жанра требовали от меня скрыть факт смерти рабочего, ограничившись сообщением о том, что ночью он исчез, затем, вместе с офицером, вести его поиски и лишь в самом конце поведать, как и при каких обстоятельствах герой умер. Но я раскрыл все свои секреты и планы. Вместе с тем я не буду требовать от читателя, чтобы он забыл о смерти сельскохозяйственного рабочего. Напротив, я буду напоминать о ней на каждой странице.

Офицер вручил рапорт о побеге рабочего из-под стражи солдату и приказал ему действовать согласно имеющимся на этот счет инструкциям. Солдат пытался возражать, говоря, что в таком случае он оказывается ответственным за побег обвиняемого, который не убегал. Но офицер успокоил его:

— Все это для отвода глаз и к тому же неофициально. Я-то отвечаю больше тебя.

Офицер сел в «виллис» и поехал в ад-Дахрийю. Дождался, когда вышел из своей виллы врач и вернулся из Александрии председатель совета, сообщил им о случившемся. На лицах обоих выразилась тревога. «Ого, — рассмеялся офицер, — я поймал вас с поличным в момент вовсе не свойственной вам душевной слабости». И заверил приятелей, что плечи его способны выдержать тяжесть не только трех звездочек, но и всего земного шара. Чтобы поскорее вернуть себе спокойствие духа, договорились позавтракать втроем на вилле врача. Завтрак оказался вкусным, и за столом сидели целый час. Потом пили чай на балконе, с которого открывался чудесный вид на волнующееся море зелени. Курили. Снова заговорили о деле. В конце концов председатель совета и врач приняли план, предложенный офицером.