Шрифт:
Помолчав, Кэтрин спросила:
— Вы предполагаете, что…
— Я ничего не предполагаю, — прервал ее Уайклифф. — Я только нуждаюсь в информации. Вы должны понимать, что это — всего лишь одно направление из многих в нашем следственном деле, и не подразумевает никаких подозрений в отношении кого бы то ни было.
Кэтрин расценила эту фразу как обычную полицейскую уловку и решила не давать прямых ответов.
— После моей свадьбы Джессика и Джонни Глинн стали очень близки. Мы думали, они поженятся… Джонни был парнем бедовым… — глаза Кэтрин сощурились, словно силясь разглядеть то далекое уже прошлое. — Он гонял трактор по проселкам на бешеной скорости, и все так и ждали несчастья. А Джессика часто ездила с ним.
— А ваша сестра водила?
— Нет, она так и не научилась… Я часто удивлялась, почему. Как бы то ни было, после гибели парня на Джонни тут у всех большой зуб вырос, хотя никаких улик его виновности не нашли. Все, что я могу сказать, это что Джессика после того случая очень изменилась. Но я не знаю, что именно послужило причиной.
— Она ведь заявила, что не была с Глинном в тот вечер?
— Да, я знаю.
— А может быть, она была с кем-то другим?
Кэтрин нервно отмахнулась:
— Ну откуда мне знать? Сестра заговорила со мной об этом недавно, за несколько дней до смерти… Говоря откровенно, у меня действительно сложилось впечатление, что она как-то была замешана в том деле…
— Но она никого не называла?
— Нет.
Уайклифф вложил фотоальбом обратно в свой кейс.
— Еще раз прошу меня простить за доставленные неприятности. Надеюсь, наша беседа останется между нами?
Уже поднявшись, Уайклифф повернулся к роялю.
— Это вы играете?
— Нет, это Эйб иногда балуется… — она мельком улыбнулась. — Он часто играл, когда был помоложе. Он, вообще-то, очень музыкален…
Кэтрин проводила его до крыльца. Снова держалась как настоящая леди, хозяйка большого дома. Она даже по-светски заметила на прощание, что этой весной примулы цветут особенно прелестно.
У себя, во временном офисе, Уайклифф стоял у окна и глядел на парочку галок, устроившихся на гребне межевого вала. Птицы сидели, повернув к нему хвосты, и выглядели сзади, как немолодые супруги, которым давно уже нечего сказать друг другу нового и остается лишь наблюдать за жизнью с равнодушным неодобрением. Наглая молодая чайка спикировала на гребень рядом с ними, и почтенные галки, неуклюже переваливаясь, отодвинулись от этого хамоватого подростка подальше. Мало ли что. Впрочем, чайка не стала с ними задираться.
А в то же время в голове у Уайклиффа неотвязно кружились мысли: кто же мог быть тогда с Джессикой при гибели мальчишки Рюза? И имеет ли это отношение к убийству? Можно ли представить себе, что, укрываясь все эти годы от обвинения в неосторожном убийстве, человек этот вдруг решает пойти на убийство предумышленное, дабы избежать разоблачения? Ведь если правосудие и было бы к нему снисходительным, после такого большого срока, в глазах местного общества он все равно стал бы убийцей.
Но убивать? Убивать из-за таких несолидных расчетов?
Нет, ему надо обсудить это с Томом Ридом.
Раздался стук в дверь, и вошел Керси.
— Ну что, сэр, вам сказала Принцесса-из-Замка?
Уайклифф беззвучно усмехнулся и передал содержание своей беседы с Кэтрин, не забыв упомянуть о рояле.
Керси задумался:
— Интересное дело! Наш приятель Эйб Гич вполне мог взять Джесси покататься вечерком… Судя по фотографиям того времени, пары у них еще не были четко распределены…
Уайклифф кивнул:
— Возможно. И это объяснило бы, в чем Джессика признавалась гадалке Тревене. То есть Джессика чувствовала, что повела себя подло в отношении сестры, и потому не хотела доставлять ей лишние страдания теперь, после стольких лет… Вполне вероятно.
В дверь снова постучали. На сей раз явился дежурный офицер.
— Тут пришел викарий, сэр, хочет с вами поговорить.
— Попросите его подождать минутку…
— А, викарий! — усмехнулся Керси. — Засуетился, видно, чувствует, что дело неладно. Нам надо было с самого начала взять его за жабры. А так до него уже дошли слухи… Если бы местные кумушки пользовались для своей разведки еще и компьютерной сетью, то вся криминальная полиция Англии превратилась бы в жалких любителей по сравнению с ними.
Уайклифф вспомнил драматическую историю про викария и мальчишку Винтера, рассказанную Грейс Тревеной. Если вдуматься, эта легенда производила впечатление хорошего викторианского романа с торжеством морали и поражением безнравственности… Что ж, может быть, так оно и есть. Уайклифф поднял трубку внутреннего телефона:
— Пригласите мистера Джордана.
Он был удивлен переменой, произошедшей в облике викария. Мальчишеское лицо священника потеряло свою округлость и стало словно лет на двадцать старше, бледное и сосредоточенное. Под глазами лежали темные тени. От викария больше не исходило то ощущение благородства и чинности, которое, вместе с белым воротничком и сутаной, придает священнослужителям почтенный вид.